– Успею, – как-то по-особенному ухмыляясь, сказал Акула. – Вот шо – ждите на дворе. Я давно хотел поиметь эту подстилку. Ща тот случай. Пошли вон! Кому сказал!..

Похабно ухмыляясь, бандиты вышли из магазина, оставив Таню с Акулой.

– Шо пялишься, сука? Так легко не отделаешься! За все получишь!

С этими словами он ударил ее в лицо второй раз. А когда голова Тани бессильно мотнулась в сторону, придерживая ее за локоть одной рукой, стал разрывать на ее груди блузку. Затем швырнул на витрину магазина.

Таня сопротивлялась, как могла. Быть изнасилованной этим отвратительным типом – это было намного хуже смерти. Она боролась, но силы были неравны. Грубые руки разрывали на ней одежду. Акула тяжело навалился сверху, пытаясь раздвинуть ее ноги, буквально выворачивая колени. Она чувствовала тяжелый запах алкоголя из его рта. Все происходящее было настолько ужасно, что сознание ее, удивительно ясное до того момента, вдруг стало сдавать. Исчезали все ощущения, Тане казалось, что она погружается с головой в какую-то темную бездну…

Выстрелы раздались в тот момент, когда Акула пытался стащить с себя штаны. Затем вдруг чьи-то руки подняли его в воздух, отрывая от Таниного тела. Она вдруг почувствовала эту легкость и стала кричать. Но чьи-то руки приложили к ее пылающему лицу мокрый платок.

– Не шуми. Кровь вытри.

Постепенно Таня успокоилась, ей даже удалось сесть. Она увидела, что перед ней стоит Котовский. Там, на заднем плане, где-то возле двери, выходил в ночь дрожащий от ярости Акула. Котовский набросил ей на плечи какой-то платок.

– Не бойся. Я тебя не обижу.

Он поднял ее с прилавка. Таня дрожала. Силы ее были совсем на исходе, она уже не могла ни кричать, ни плакать.

– Да у тебя лицо всё разбито, – Котовский ласково, как ребенка, погладил ее по голове, – и затылок тоже разбит. Идем, свезу тебя в больницу.

Он вывел Таню из магазина, усадил в черный автомобиль. В тот же автомобиль занесли и Шмаровоза.

– Он жив? – Таня не верила своим глазам.

– Жив. Пуля через грудь навылет прошла. Но он дышит, – ответили ей. Кто – она так и не поняла.

В Еврейской больнице Тане обработали рану на голове и зашили разбитую губу. Дежурный хирург дал какое-то старое платье, в которое она машинально переоделась. Шмаровоза прооперировали, и врач заверил, что он будет жить, однако в больнице полежать придется.

Котовский ждал Таню в холле.

– Меня Японец прислал. Сказал, что тебе будет нужна помощь. Ну у тебя и вид! Утром всё будет болеть, – засмеялся он.

– Откуда он узнал? – удивилась Таня, поморщившись.

– Есть свои люди. Крыса у тебя был. Этот твой новый, Кошак. Он про ювелирный сказал Акуле. Это он на тебя Акулу навел. Акула одним хозяином стать хочет. Но теперь это с рук ему не сойдет. – Котовский говорил как бы весело, но глаза его были жестокими.

– Спасибо… тебе. Я не думала, что ты… так, – выдохнула Таня.

– Жаль, что я опоздал, что этот гад успел тебя разукрасить. А на тебя я зла не держу. Я вообще отходчивый. И когда Японец сказал, что ты попадешь в беду, я сразу взял своих людей и поехал. Вот что я тебе, девочка, скажу. Не твое это дело, налеты. Тебе надо с этим завязывать. Второй раз меня рядом не будет. Нет в тебе этой жестокости, которая для налетов нужна. Так что считай, что сегодня второй раз родилась ты на свет.

И тут Таня заплакала. Котовский обнял ее за плечи.

– Идем, я тебя домой довезу. Пару дней придется отлежаться. Но это ничего. Заживет.

В своей квартире Таня стащила с себя чужое платье и подошла к зеркалу. Синяки были не только на лице, но и на теле. Ссадины, зашитая губа… Расплакавшись, Таня едва не разбила зеркало. Затем, плача, потянулась к духам.

Пряный запах упал бальзамом на ее сердце. Таня обильно смочила духами руки, шею, волосы, пытаясь прогнать отвратительный, чужой запах, вызывающий в памяти острое чувство ужаса и беспомощности…

Уткнувшись разбитым лицом в подушку, также смоченную духами, Таня вдруг почувствовала во всем теле какое-то странное покалывание, словно к ней возвращался огонек жизни, способный каким-то чудом заглушить всё, что с ней случилось.

Склады вспыхнули как спичка, один за другим, ярко взрываясь в ночное небо обжигающими алыми искрами. Почти сразу же загорелась железнодорожная мастерская, расположенная рядом со складом. Пламя охватило вагоны, ожидающие ремонта под разобранным навесом. В некоторых из этих вагонов находились рабочие. С воплями они выбегали на улицу полуодетыми.

Огонь распространялся быстро. Воды не было. Началась паника. Железнодорожная станция в самом сердце Молдаванки, рядом с Балковской, была важным железнодорожным узлом, связывающим Одессу не только с другими губерниями, она давала множество рабочих мест. А потому пожар на железнодорожном узле тут же стал настоящим бедствием для всей Молдаванки. Даже из самых отдаленных закутков, почувствовав запах гари, люди выскакивали из домов.

Ситуация усугублялась тем, что на запасном пути стояли два груженых товарных вагона с перевязочными материалами и медикаментами, предназначенными для отправки на фронт. Вагоны были заполнены и ожидали, когда их прицепят к основному товарному составу через этот самый запасной путь, чтобы отправиться на фронт на следующей неделе.

Перевязочные материалы изготовляла одна из артелей на Молдаванке. И уничтожение всей продукции означало, что за свою работу артель не получит ничего и рабочие останутся без хлеба.

Перевязочные материалы – вата и бинты – вспыхнули от одной искры пламени и полыхали так сильно, что жар от них даже расплавил некоторые камни, лежащие на дороге. Этот огромный сноп огня ничем нельзя было погасить. В Одессе всегда были проблемы с водой. Ее отсутствие являлось настоящим городским бедствием. И пока рабочие, в панике вырвавшиеся из охваченных пожаром железнодорожных вагонов, мастерских и складов, метались, пытаясь потушить адское пламя водой из крошечных ведер, вагоны с перевязочными материалами уничтожались на глазах. И очень скоро с ними все было кончено…

Пожарные прибыли слишком поздно: уже ничего нельзя было спасти.

В той же части железнодорожных мастерских, которая не сильно пострадала от пожара, в воздухе отчетливо ощущался острый запах керосина. Он был настолько резким, что ни у кого не возникало сомнения: это поджог.

Именно тогда, когда часы на ближайшей церквушке возле Староконного рынка пробили полночь, а пожар начал превращаться в ад, на Молдаванку вошли банды Акулы и Туза. Банду Туза возглавил его бывший адъютант Леший. Оба главаря для этого похода дополнительно набрали людей. Сделать это было легко.