Володя был единственным, кто знал правду о краденом оружии. Но он молчал. Нервы его не были закалены так, как у Странника, и он не мог смотреть без дрожи на то, как из разгромленного кабачка все выносили и выносили трупы людей, убитых непонятно за что.

С Молдаванки Сосновский сразу же, не заезжая домой, поехал в редакцию. Сонный ночной вахтер впустил его. Вооружившись бумагой и карандашом, Володя принялся писать.

Когда появился Навроцкий, а появлялся он всегда около 9 часов утра, Володя положил ему на стол уже готовую статью. Заголовок был броским: «Оружие для фронта в руках одесских бандитов. Страшный погром на Молдаванке! Королей Молдаванки расстреляли из оружия для фронта!».

Издатель внимательно прочитал статью, в которой Володя детально описывал не только то, что услышал от торговца оружием, но и то, что этой ночью произошло на Молдаванке.

– Ты же не хотел об этом писать! – Навроцкий с удивлением посмотрел на Сосновского поверх очков.

– Информация о фронтовом оружии больше не является секретом, – Володя рассказал о Страннике. – Скандал все равно будет. Так лучше, если об этом первыми заговорим мы.

– Ты хочешь сказать, что этот подлец торговец оружием говорил со Странником точно так, как говорил с тобой?

– Именно! Он чувствовал, что с нами может не выйти, и готовил себе запасной плацдарм.

– Хорошо, но почему ты пишешь о том, что кто-то специально стравливает одесские банды, чтобы отвлечь внимание от восстания красных?

– Потому, что это правда, и об этом нужно писать.

– Будет скандал. Страшный скандал. Ну что ж… Мы живем скандалами.

И Навроцкий быстро подписал материал в печать. Довольный собой, Володя отправился в кабачок на Садовой, на поиск Тани, чтобы рассказать ей всё. Но ее там не было. Зато там был Хрящ, и Володя, зная, кто это, спросил у него, где же Таня. Однако Хрящ, когда услышал вопрос, посмотрел на Сосновского как-то странно и промолчал. Володя хотел оставить записку, но Хрящ, все еще продолжая смотреть на него странно, нехотя разжал губы и сказал, что Таня не появлялась в кабачке несколько дней. И добавил, криво ухмыльнувшись:

– Иди-ка ты своей дорогой, куда шел!

– Но я ее друг! – воскликнул Володя.

– Знаем мы таких друзей! – Хрящ грязно выругался.

Внезапно Володя почувствовал: с Таней что-то произошло. Он помнил, что она запретила ему появляться в ее новой квартире, но острое чувство тревоги было гораздо важнее и сильнее любых запретов.

Выйдя из кабачка, Сосновский повернул в сторону Елисаветинской улицы. Будь что будет, но он шел к Тане домой. Сердце его кололо, словно иглой, и острое чувство страха гнало вперед.

Было утро, и Елисаветинская выглядела пустынной. Но Володя был готов к этому, он понимал, что впечатление обманчиво: за квартирой Тани следит не одна пара зорких глаз. И действительно – на самом подходе к ее дому, уже перед подъездом, он вдруг почувствовал на себе тяжелый пристальный взгляд. Обернулся. Человек в длинном черном плаще (не по сезону – мелькнула мысль в голове Володи) скользнул в соседнюю парадную. Разглядеть его лица Сосновский не успел.

Думая об этом странном или, наоборот, ничего не значащем эпизоде, Володя стал подниматься по лестнице. И вдруг застыл. На лестничной площадке между первым и вторым этажом он увидел свежую лужу алой крови, которая еще не успела застыть.

Замерев, Володя вытащил из кармана револьвер и перешагнул через эту лужу. На лестничной площадке было всего две двери: одна в квартиру Тани и вторая, напротив, в которой (он знал это по ее рассказам) живут охраняющие ее бандиты.

Дверь в квартиру бандитов была открыта, и на пороге лицом вниз, на животе, лежал человек. Он как будто не хотел покидать квартиру до последнего: его ноги протянулись на лестничную клетку, а верхняя часть туловища находилась в коридоре. Было понятно, что его убили на пороге. Володя наклонился над ним, прикоснулся к его лбу – тело было еще теплым, и из-под него текла кровь. Очевидно, он был убит просто пару секунд назад, ему перерезали горло.

В квартиру Володя не стал входить. Он бросился к двери Тани, и та легко поддалась под его рукой. Он ступил в прихожую и едва не упал, споткнувшись о какую-то коробку. Весь пол в прихожей был завален вещами, вывороченными из шкафов.

Разворочено было все: платья валялись вперемешку с посудой и постельным бельем, словно содержимое шкафов в комнате каким-то образом перекочевало в прихожую. Володя вдруг с ужасом вспомнил, что Таня рассказывала о смерти ее подруги Кати и что рассказывал хозяина цирковой труппы о смерти старого фокусника. Сейчас, в этой квартире, беспорядок был точно такой.

Перешагивая через вещи, стараясь на них не наступать, Сосновский прошел в комнату. И замер. Зрелище, открывшееся его глазам, легло на его памяти страшным шрамом, и он понял, что вспоминать эту жуткую картину будет до конца жизни.

В комнате был точно такой же беспорядок, как и в прихожей. Вещи были выворочены из шкафов, мебель перевернута и разломана, пол обильно усеян осколками разбитой посуды. В центре комнаты, рядом с перевернутым набок столом, валялась разбитая хрустальная люстра. С крюка в потолке, на котором она висела, свешивалась, раскачиваясь в воздухе, веревочная петля. А под ней на низенькой табуретке стоял тот самый страшный незнакомец в черном плаще. В руках у него было бесчувственное тело Тани. Стараясь не упасть, он надевал на шею Тани веревочную петлю…

Не помня себя, Володя выстрелил. Но стрелял он всегда плохо, к тому же волновался, и вместо того, чтобы сразить незнакомца, пуля угодила в стену. От неожиданности незнакомец разжал руки, и Таня беспомощно повисла в петле. Сам же убийца мгновенно сиганул в окно, выбив оконную раму. Володя бросился к окну, снова выстрелил. Пуля рикошетом отскочила от карниза. А незнакомец уже перепрыгнул на соседний балкон и оттуда стал быстро спускаться по водосточной трубе. Полы длинного плаща развевались за его спиной на ветру, как огромные крылья хищной птицы или летучей мыши.

Володя мог броситься в погоню, но Таня висела в петле, и лишь мгновение отделяло ее от страшной смерти. Подбежав и прицелившись, Володя выстрелил в крюк, выбил его из потолка и успел подхватить безжизненное тело Тани, упавшее ему прямо на руки. К счастью, петля не успела затянуться, на шее не было видно повреждений, но на ощупь ее кожа была холодной, как лед. Она казалась мертвой, и на какой-то жуткий момент Володе показалось, что Таня не дышит. Однако очень скоро веки ее дрогнули, а с губ сорвался такой слабый вздох, что Володя едва-едва его расслышал.

Подхватив Таню на руки, он бросился прочь из страшной квартиры, молясь о том, чтобы найти хоть какой-нибудь транспорт – извозчика, автомобиль, пролетку… Неважно какой…