в том, что у нас нет новых книг на иврите, изданных в Государстве Израиль, не говоря уже о газетах. Эти слова, конечно же, были созданы большими специалистами, которые, не поднимая головы, искали по всем старым источникам, в старой и новой литературе, и подобрали формы и выражения для всего – в технике, в механике и т. д. Не буду много об этом, поскольку меня начинает душить отрыжка и я вынужден заканчивать это слишком длинное письмо.

«Клячи» Менделе у меня нет. Некоторые из книг Шолом-Алейхема я постараюсь достать и выслать вам, с Божьей помощью. Из своей библиотеки я пересылал знакомым в Минск.

Все те люди, о которых вы спрашиваете в своем втором письме, восстановлены в коммунистической партии. Бахмутский и Зильберштейн находятся в Москве и работают на ответственной и уважаемой работе[952]. Ярмицкий работает в Хабаровске директором[953]. Гершков работает директором в управлении газеты «Лесное хозяйство»[954]. Миллер написал поэму «Семья», отрывок из которой напечатали в «Штерн». Поэзии там нет, только рифмы. Но сейчас это тема дня…

Люба Вассерман написала очерк ко дню выборов, который понравился читателям. Опубликовали ее стихотворение памяти великого писателя Горького, которое оказалось удачным, и я его похвалил, как и другие ценители. Сейчас она лежит в больнице.

Вчера я прочитал две вещи, которые произвели на меня плохое впечатление. В русской газете «Советская культура» за 25 марта этого года. Название статьи «Ад в израильском „раю"». Автор статьи – Июльский[955]. Не знаю, еврей он или русский. Факты, которые он приводит, очень обидны. Какая-то ненависть к Государству Израиль в этой статье… Сходите в вашу городскую библиотеку и почитайте эту статью. У меня нет душевных сил препираться с автором насчет справедливости его суждений.

В журнале «Иностранная литература», второй номер за месяц февраль этого года, опубликована критическая статья об американском писателе Говарде Фасте под названием «Две исповеди Говарда Фаста»[956]. Читаешь эту статью, и сердце переполняется горечью и ненавистью к предателю и провокатору Говарду Фасту, который клевещет, наговаривает и сеет яд ненависти к нашей стране, спасшей во время такой ужасной войны весь мир, включая и вырванные из рук палача Гитлера остатки еврейского народа.

Не зря называет его Изаков «Иудой Искариотом». У обвинений и заявлений Фаста нет никаких доказательств, они в принципе лишены оснований. Такие статьи раздражают мои и так слабые нервы, и я пытаюсь успокоить свое раздражение «десертом».

Это не что иное, как книга книг Танах и «Мидраш Раба» – дорогой подарок, присланный мне одним из моих лучших друзей, который проживает сейчас в Иркутске. В жемчужинах сказаний наших мудрецов нахожу я утешение своему подавленному духу.

Та женщина, Анна Гольдштейн, тоже настрадавшаяся в час, тяжелый для святых невинных жертв, что были убиты по вине злодея и ненавистника Берии, но теперь признаны чистыми от страшных наговоров и ужасных обвинений против них, в то время как те, что остались в живых, оправданы и восстановлены в партии (если были партийными)… Гольдштейн работает теперь в больнице медсестрой. Она живет в одном доме с Любой Вассерман. У нее маленькая, но красивая комната. Конечно, ей не хватает многих вещей после возвращения из заключения. Она побывала в нашем жилище два раза, и мы приняли ее с распростертыми объятиями[957].

Я зачитал ей два ваших письма, которые ей понравились, и она попросила передать вам горячий привет. Я сказал ей: напишите Черняку короткое письмо, а она ответила, что забыла, как писать на иврите. А я ей сказал, что Иосиф понимает идиш и русский и что она может написать на том языке, который выберет. В конце концов она сказала, что если получит сначала письмо от вас, то постарается сразу же ответить.

Простите меня, мой дорогой, что утомляю вас своим длинным письмом. В своем ответном письме по получении от вас ответа на это письмо я постараюсь выслать вам некоторые отрывки из моих мемуаров.

Горячий привет вашей милой супруге.

Моя жена спрашивает о вашем здоровье и благодарит вас за глубокие и интересные письма.

Любящий и очень почитающий вас Иегуда Иш-Ошеа[958]

<…>

NLI. Аге. 4* 1765 3.5 18. Автограф. Текст на иврите.

№ 5.4

Письмо Иегуды Гельфмана из Биробиджана Иосифу Черняку в Ташкент

11/IV [19]58 г.

Биробиджан

Дорогому, любимому другу, усладе души моей – мир и благословение вам и вашей дорогой супруге!

Получили вчера ваше теплое письмо на русском языке.

У меня не хватает слов, чтобы выразить вам свои чувства благодарности за эти короткие, но теплые строки, идущие от сердца озабоченного друга, который желает узнать причину моего долгого молчания. Мои глаза истекали слезами радости из-за этого письма, которое я не променяю ни на какие блага на свете. Умей я выражаться высокопарным слогом, подобно таким писателям-гебраистам, как Кальман Шульман, Авраам Many, Смоленский и др., я бы сказал: «Будь у меня крылья, полетел бы я, дабы увидеть ваше милое лицо, обнять вас и многажды расцеловать».

Не посчитайте меня лицемером, но из строк вашего письма чувствуется, как вы взволнованы и сожалеете, что ваш верный друг безнадежно болен и нет у него возможности немедленно ответить на ваше второе письмо, и ответ был отложен им на шесть недель не по его вине (вы, конечно же, уже получили мое третье письмо в ответ на ваше второе письмо и прочитали его с удовольствием).

«Как в воде лицо – к лицу, так сердце человека – к человеку»[959].

Если бы вы знали, как я расстроен тем, что из-за вышеуказанной причины нет у меня возможности состоять в регулярной переписке с таким образованным, мудрым, а главное, душевным и теплым человеком, как вы, умеющим оценить наше духовное достояние и вот уже десятки лет вкладывающим свои лучшие физические и творческие силы в поиск и сбор народной мудрости, называемой фольклором. Как говорится в пословице: «Чтобы дать в наследство любящим меня, есть у меня добро, и сокровищницы их наполню»[960]. Вы стремитесь оставить богатое наследие грядущим поколениям (несмотря на то, что только избранные могут оценить вашу тяжелую и ответственную работу). Читая мои предыдущие письма, а также и настоящее письмо, вы, конечно же, удивляетесь: откуда берет друг мой Иегуда – человек, испытывающий такие ужасные страдания, – душевные силы на то, чтобы подниматься со смертного одра и держать перо в своей дрожащей от слабости руке, стремясь отыскать в нашем богатом