Нет. Нет-нет.

Костик никогда не узнает, что Владимир ему не родной.

– Через мой труп! – рычит Владимир и сжимает подожженную сигарету в кулаке.

Все притворяются.

Кто-то больше. Кто-то меньше.

Это же ничего не меняет.

* * *

Пустая остановка.

Ни в одну, ни в другую сторону транспорта нет.

Начинает темнеть. Глеб планировал заехать на часок, а в результате просидел весь день у Кати. Так ничего толком и не добился.

Погода портится. Небо затягивают тучи. Вот-вот польет дождь. Холодный ветер терзает высокие сосны.

Глеб отворачивается от ветра и вглядывается в информационное табло. Судя по расписанию, автобус только что ушел, следующий будет через двадцать минут.

Лечебницы для душевнобольных принято строить подальше от города. И желательно в самой глуши. И желательно, чтобы к ним было неудобно добираться.

Общество словно отгораживается от непригодных. Дистанцируется. Под предлогом заботы о пациентах – на таком расстоянии тишина и покой. На самом деле изолирует не вписывающихся в стройные ряды. Да еще контролируют строже, чем уголовников.

Глеб садится на скамейку.

Он в десятый раз прокручивает разговор с Катей, пытается отыскать слова, чтобы оправдаться.

Но.

Она права.

Он трус, предатель и моральный урод. И он сегодня же во всем сознается другу. Поговорит. Покается. Расскажет все как есть. О том, как он сильно любит Аллу. С первой встречи. Уже много лет. И что она его любит. Что ему больно так поступать с единственным верным другом, но он ничего не может поделать.

Катя во всем права.

И лучше пусть Владимир узнает обо всем от него.

Телефон вибрирует.

В сообщении написано: «Пришли данные, перезвони».

В графе «от кого» – подпись Катюшка.

Глеб выбирает перезвонить отправителю, встает и проходится вдоль остановки. Подносит телефон к уху. В трубке слышатся гудки.

– Алло.

– Что там у тебя с телефоном? – Ее голос звучит обеспокоенно. – Сто раз звонила.

Полицейский смотрит на деления сети. Одна полоска.

– Здесь плохо ловит.

Очередной гаденький способ отгородить общество от неугодных соплеменников.

– Слушаю.

Сейчас Катя еще разок скажет какую-нибудь колкость. Съязвит. Да постарается, чтобы получилось пообиднее, побольнее. И только после этого расскажет, что же она узнала.

– Ох. Ну и пациента подбросил ты мне.

Глеб не угадал. Девушка переходит сразу к делу. И у нее на самом деле обеспокоенный голос.

– В смысле?

– Прежде я еще раз спрошу. Ты же понимаешь, что сейчас я тебе сообщу то, что никто не должен узнать? Тем более никто не должен узнать, что это я тебе рассказала.

– Да. Естественно.

В трубке повисает тишина.

Катя сомневается. Она вряд ли ждет, что Глеб сохранит секрет. Доверия к нему ноль. Но, видимо, выбора нет. Видимо, информация чересчур важная, и Катя, мгновение поколебавшись, продолжает.

– Я позвонила, куда надо. Выяснила.

Она вновь замолкает. Видимо, рассуждает, стоит ли говорить. А может, выбирает слова, чтобы как-то дозировать секретные данные и не взболтнуть лишнего.

Глеб сдавливает в пальцах трубку и почти выкрикивает: «Не томи!», но вовремя одумывается и выжидает.

Сейчас ему лучше помолчать.

– Знай, когда ты ушел, я вообще сомневалась. Несмотря на мое отношение к тебе, я позвонила. Позвонила, так как обещала. Но я не собиралась тебе перезванивать. Для собственного спокойствия выполнила обещание. И если бы то, что выяснилось, не было настолько важным. Поверь. Я бы не стала еще раз слушать твой противный голос.

– Понятно. – Глеб держится, скрывает нетерпение. – Но ты все-таки слушаешь мой противный голос. Значит, тебе есть что мне сообщить. Что-то важное.

– Твоя эта девочка, Лилия. Она лечилась у Прокофьева.

Катя интонацией подчеркивает фамилию врача, словно это что-то должно значить.

– Так. И?

– Что так? Я говорю, что сам профессор Прокофьев ею занимался. Ты вообще понимаешь? Сам Прокофьев. Профессор. Понимаешь, что это за человек?

– Нет, – отвечает Глеб. – Какой-то, видимо, знаменитый врач. Из этих. Из ваших.

– Где девочка сейчас?

– Не знаю. А что?

– Она с тобой?

– Нет, говорю же, что не знаю, где она. А в чем дело?

– Профессор не берется за обычные случаи. Я подробностей не смогла узнать, но если Прокофьев лечил, значит, девочка особый случай.

– Что значит особый?

– Не знаю. Неконтролируемая. Или агрессивная. Опасная. Точно знает только тот, кто лечил.

– Она опасна?

– Этого я точно сказать не могу. Но в одном я уверена… Она, твоя Лилия, серьезно больна.

– Чем?

Глеб сам поморщился от своего глупого вопроса. Зачем ему знать, чем именно болеет девушка?

– Судя по тому, какими пациентами занимался профессор, она воспринимает реальность своеобразно.

– Как это?

Глеб опять спрашивает глупость. Он не хотел, вопрос сам вырвался.

– Откуда я знаю? Говорю же, я с ней не встречалась. У всех по-разному. Может, она видит пришельцев, может, привидения.

– Страдает от галлюцинаций?

– Я не врач. Еще раз говорю, я не знаю деталей.

– Ладно. Понял. Что-нибудь еще удалось выяснить?

Катя в очередной раз повторяет, что ей известно только то, что Лилия пациентка профессора. И то, что всю информацию о ее состоянии тщательно скрывают. К этой девочке не допускали никого. Карту видел только сам Прокофьев.

– Так. Хорошо. А как мне с ним поговорить?

– С профессором?

– Да.

– Уже никак. Он пару лет назад умер.

Катя говорит, что профессор покончил с собой. Не выдержал. Повесился у себя на даче. Она говорит, что если бы Глеб поменьше врал всем окружающим и побольше интересовался бы жизнью родного города, то слышал бы о смерти профессора.

– Громкое событие. Город на ушах стоял. Очень известный был врач.

– Тогда с кем мне поговорить, чтобы…

– Забудь. Ни с кем. Данные об этой пациентке засекречены, и ты нигде их не добудешь. Даже если твое руководство подключится.

– Тогда что мне делать?