– Заманилов?

– Да, – тихо, молча размазывая слезы по щекам, заплакала Люба Вагнер. – Он. Это он приказал познакомиться с Накаямой…

– Зачем? – быстро переспросил Чен. – Что он хотел от Накаямы? Какое было задание?

– Не знаю. Хотел, чтобы я продолжала принимать подарки от Курихары, чтобы Накаяма тоже начал мне передавать эти свертки.

– Свертки?

– Ну да. Такие же, как я вам передавала от Курихары. С одеждой, тканями, драгоценностями…

Теперь Чен откинулся на спинку стула и долго с удивлением смотрел на плачущую женщину. Когда та успокоилась, он снова поднялся и подошел к окну. Теперь сложная, порванная до этого в нескольких местах цепь событий последних дней начала постепенно выстраиваться в его сознании в ясную линию.

Непонятно кем организованная слежка, шпик со странно знакомым лицом, загадочные бюрократические схватки под ковром в Особом отделе, обострившиеся с внезапным перемещением в отдел провинциального жулика Заманилова (а в том, что бывший завхоз являлся не шпионом, а именно банальным жуликом-карьеристом, Чен не сомневался ни минуты), – все это расплеталось теперь из слишком витиеватого узора всего в несколько не слишком тонких и ярко-белых нитей, разорвать которые не составило бы особого труда. Оставалось понять: надо ли это делать? И если все-таки разрывать эту паутину, то с чего начать?

Чен вернулся в комнату. Вагнер уже окончательно успокоилась и снова курила. Арсений убрал трубку в футляр, спрятал в карман, посмотрел внимательно на женщину.

– Как получилось, что с Курихарой начала встречаться ваша дочь?

– Заманилов приказал.

– И вы послушались?

– У меня не было другого выхода. Он угрожал мне, что у Марты будут серьезные неприятности. Очень серьезные.

– А то, что она может стать любовницей японского разведчика, вы считаете приятным дополнением к делу?

– Прекратите! Не смейте! Вы бы попали в такую ситуацию, вы как? Вы что?

– Спокойнее. Не кричите. Итак, Заманилов приказал, а вы послушались. Что дальше?

– Ничего дальше. Они познакомились. Я их познакомила, я. Но Курихара, он… Он нормальный, понимаете? Он на человека похож. Боже, что я говорю? Он – человек, просто человек. Не такой, как… как все. Марта влюблена в него. Он, я думаю, тоже… испытывает к ней определенные чувства. Да не важно, что он испытывает. Девочка моя его любит, хочет быть с ним, и я не буду им мешать. Не буду.

– Вы знаете, что он скоро уезжает из страны?

– Знаю. Но он сказал, что скоро вернется.

– Вот как? Интересно. Когда же?

– Он не знает точно. Может через год. Или через два. Но вернется обязательно.

– Ах, в этом смысле? Ну понятно. Скажите, Любовь Петровна, а вас не смущает, что вы… находились до самого последнего времени в исключительно близких отношениях с женихом вашей дочери?

– Не смущает. Это было не по любви. Это была работа. Главное, чтобы она не узнала. Причем если в вас я уверена, а, при всех ваших странностях, вы мне почему-то кажетесь человеком честным, то ваш Заманилов прямо пообещал всё выложить Марте, если я откажусь. Всё. Включая фото, сделанные скрытой фотосъемкой. – И женщина снова тихо заплакала.

Чен немного пораскачивался в раздумьях на стуле. Затем решительно встал и направился к вешалке. Обернулся к тихо плачущей женщине:

– Любовь Петровна, в ближайшие дни мы с вами проведем очередную часть операции «Свобода».

Вагнер подняла на Чена заплаканные глаза:

– С кем на этот раз?

– Это хороший вопрос. Хороший, потому что я сам пока не имею на него ответа. Ответ найдете вы, гражданка Вагнер. Да, вы. Найдете и сообщите мне. Пока же запоминайте следующее. – Чен одевался и одновременно четко диктовал: – Во время ближайшей встречи с Накаямой… Да-да, именно с ним, а не с Курихарой. Во время ближайшей встречи с подполковником Накаямой вы предложите ему разделить свое общество в более интимной обстановке. Если он выберет место, сообщите мне где. Если выбирать вам, то предлагайте ему «диваны» на улице Горького. Там тихо, проходные дворы, он будет думать, что сможет оторваться от наблюдения. На самом деле никакого наблюдения и не будет.

Вагнер понимающе кивнула.

– В любом случае, ваша основная задача – уложить его в постель без штанов. Сделать так, чтобы он заснул. Его ключи и печати нужны мне на минуту. Затем всё как обычно.

– Если принесет… сверток брать? – тихо спросила женщина.

Марейкис немного поразмыслил.

– Берите. Если принесет. Всего хорошего. Жду вашего звонка, – и вышел из комнаты.

Сойдя на один пролет вниз по лестнице, он аккуратно приблизился к большому окну, встал сбоку, присмотрелся к подъезду большого доходного дома напротив. В глазах Марейкиса загорелся нехороший огонек, но внешне он оставался совершенно спокоен, готовый закончить работу.

Спустился вниз, вышел на улицу, натягивая лайковые перчатки. Весело насвистывая, покрутил влево-вправо головой в отличной шляпе, на широкие полы которой медленно падали крупные байховые снежинки. Постоял секунду, как бы раздумывая, куда пойти. Решил – налево, к Сретенке. Широко размахивая руками, пошел, но уже шагов через двенадцать резко прижался к стене противоположного дома, развернулся, подбежал к двери подъезда и со всей силой рванул на себя чудесную бронзовую ручку, чудом сохранившуюся со «старых времен».

Из подъезда на Марейкиса вывалился неприятный субъект с чересчур подвижным носом и маленькими бегающими глазками. Впрочем, на лице Чена эти глазки сразу же остановились намертво и расширились от ужаса. Марейкис хищно оскалил зубы, празднуя победу, хватая неприятного субъекта за лацканы его поношенного бушлата… И получил короткий, но болезненный удар коленом в пах, согнулся, тщетно стараясь не выпустить захват. Субъект обладал невероятной силой, он с легкостью вырвался из рук бывшего чемпиона японского колледжа по борьбе сумо, но тут же сделал главную ошибку. Громко свистнув, как закипающий чайник, носом, он бросился не на улицу, что было бы единственно верным решением, а прочь от Марейкиса, скрючившегося в дверях, – вверх по лестнице.

Чен дважды подпрыгнул на месте, стараясь посильнее ударять пятками в асфальт. Боль на мгновенье отпустила, и этого было достаточно. Через секунду он стремительной тенью скользнул вверх, за черным бушлатом. Погоня была короткой: в доме оказалось всего пять этажей. Пробегая мимо третьего, Марейкис успел краем глаза заметить