а он упал сам, словно одно из колен просто подкосилось из-за артрита. У нее самой был артрит и не раз подобным образом подкашивались ноги, вот она и решила, что Альфред упал во время драки по той же причине. Отмахнуться от этого предположения было бы легко, если бы я уже не удивлялся тому, что от удара о землю у Альфреда не был рассечен затылок.

При повторном осмотре обнаружились новые синяки, но ни один из них не имел особого значения для моего отчета. Я вскрыл его коленные суставы. Судмедэкспертов редко о таком просят: сложно придумать обстоятельства, при которых колени могли бы оказаться важными для следствия. Оказалось, что у Альфреда действительно был артрит.

Артрит развивается вследствие износа суставов. Когда мне было сорок, я начал подозревать, что в будущем мне суждено с ним столкнуться, обнаружив два небольших бугорка на последнем суставе обоих указательных пальцев, которые остаются на них по сей день.

Поскольку врачи любят давать имена всяким шишкам и бугоркам, называются они узелками Гебердена — это крошечные костяные наросты. Не припомню, чтобы они причиняли мне боль, хоть некоторые ее и испытывают. Когда эти узелки только появились, я решил превратить это в любопытное исследование. У меня появилась возможность проверить, правда ли появление узелков на пальцах в средние годы служит предвестником остеоартрита тазобедренного и коленных суставов в будущем, или же это просто старое поверье.

Оказалось, что это не старое поверье. У меня действительно развился остеоартрит коленных суставов. Артрит, больше чем любая другая болезнь, жестоко мстит за ошибки бурной молодости. Правда в том, что мне, как и Артуру, да и, пожалуй, большинству мужчин в его возрасте, был выставлен счет за урон, нанесенный по той или иной причине еще добрые сорок, пятьдесят, а то и больше лет назад.

Я не особо увлекался спортом в школе и уж точно не после ее окончания, но мне все равно довелось получить несколько травм во время игр или в результате падений с велосипеда. После этого мне угрожала травма разве что от пьяных танцев в студенческие годы. Конечно, всегда можно споткнуться, когда бежишь за автобусом, неудачно вывернуть колено, пиная мяч с детьми, но все это незначительные происшествия, о которых быстро забываешь, хоть они и могут вызвать временную слабость в одном месте в колене. На самом деле это место так и остается слабым, поскольку мы ежедневно используем свои коленные суставы, зачастую подвергая их сильной нагрузке. Восстановительный процесс протекает медленно, и ему сильно мешает постоянный стресс, которому подвержено колено, — в этой битве оно обречено на поражение. В моем случае восстановительному процессу мешали, с одной стороны, долгие часы, проведенные стоя за столом для вскрытия, а с другой — прогулки быстрым шагом по холмам с собаками. Альфред Хуп начал выполнять тяжелую физическую работу еще в те дни, когда о здоровье и безопасности людей особо не заботились, и наверняка пережил немало небольших происшествий и травм. Он работал стоя, это уж почти наверняка, так что его колени не знали отдыха. А с набором веса с возрастом увеличивалась и нагрузка на колени.

Колено ведет битву, в которой обречено на поражение, но не перестает сражаться. Когда происходит повреждение ткани, колено посылает химические сигналы лейкоцитам, чтобы они занялись ее восстановлением, а также другим клеткам, чтобы они убрали весь мусор. Хоть этот процесс восстановления тканей и не прекращается, хрящ — прокладка между костями в коленном суставе — все равно истончается в слабых местах. Это приводит к смещению нагрузки, совсем небольшому, к краю сустава. Восстановительный процесс тоже смещается. На краю сустава образуется новый хрящ, стимулируя формирование новой костной ткани там, где она совершенно не нужна. Вот почему остеоартрит характеризуется утолщением костей и образованием небольших костных наростов, в то время как внутри самого сустава хрящ продолжает истончаться. Как всегда, свою роль здесь играет генетика. То, как мы работаем, развлекаемся и даже просто вес тела оказывают прямое влияние на хрящ, однако скорость его износа, как минимум отчасти, определяется генетическими факторами, находящимися вне нашего контроля.

Конечно, я не могу увидеть собственный коленный хрящ, но подозреваю, что местами он сильно изношен.

Хрящи — странная штука. Они цвета водки с тоником: мутно-серые, почти прозрачные.

Внешне похожи на желе, но, если попытаться их разрезать, окажутся очень прочными — скорее как очень твердый пластик, а не желе. Разрезать их можно только хорошо заточенным ножом.

Здоровый хрящ толщиной четыре-пять миллиметров и очень гладкий, как поле для крикета. Первым признаком износа становится изменение его внешнего вида: он выглядит так, словно садовник, отвечающий за площадку, уехал в отпуск, а со временем кажется, что он и вовсе забыл вернуться. Со временем шероховатая поверхность хряща в слабых местах истончается. Мне доводилось видеть хрящи толщиной всего полмиллиметра. Хрящ в правом колене Альфреда местами был всего полтора миллиметра толщиной, а местами — целых пять. Он чем-то напоминал изъеденный молью ковер, и для мужчины шестидесяти шести лет в этом не было ничего необычного. Подозреваю, он был не из тех, кто привык жаловаться по любому поводу, но иногда его правое колено болело, особенно если он слишком долго неподвижно сидел. Уверен, он испытывал скованность, когда вставал утром с кровати, и порой ему приходилось по несколько минут уговаривать свое колено, чтобы привести его в движение.

Откуда я это знаю? Однажды, лет десять назад, я опустился на колени, чтобы осмотреть место преступления, и они так дико заболели, что мне пришлось встать. Это повторилось. А потом еще раз. После этого я больше не вставал на колени. Прошло несколько лет, и я стал замечать скованность в коленях, вставая с кресла или кровати. Словно сустав заржавел и его нужно расшевелить: несколько минут активности приводили его в норму. Я понимаю, что сейчас мой хрящ наверняка стерся еще больше. Гладкость, необходимая для эффективной работы коленей, была утеряна навсегда: две кости теперь не скользили по льду, а спотыкались о землю там, где этот лед растаял.

Конечно, со временем стало только хуже. Встав утром, я какое-то время просто стою и жду, пока мои колени позволят мне пойти. Затем я спускаюсь вниз по лестнице, держась за перила. Я не хватаюсь за них, во всяком случае пока. Моя рука просто скользит по ним. То же самое на эскалаторе в метро. Я встаю в правую очередь, чтобы можно было держаться за поручень. Я понимаю, что мои колени, лишившись значительной части