— Мне не обязательно становиться Старшей Дочерью, — неуверенно говорит она. — Я могу просто…

— Нет, обязательно, — возражает Евдоксия. — Они охотно согласятся с этим решением, те Двенадцать в Серессе. Мы должны представить им дело именно так, иначе они будут настаивать на вашем возвращении, чтобы использовать вас.

«Чтобы использовать». Леонора сдалась. В конце концов, это оказалось не так уж трудно.

Она, правда, сочла необходимым сказать:

— Я не ощущаю в себе истинного призвания служить Джаду. Как и большого желания жить среди одних женщин.

Императрица-мать запрокинула голову и громко рассмеялась.

— А вы думаете, что у той женщины это всё было? — наконец, спросила она. — Принимая во внимание людей, убитых по ее приказу этим немым в саду? Вы будете лучше для здешних женщин, гораздо лучше, чем была она. И это то место, где вы, может быть — может быть! — сумеете сами управлять своей жизнью.

Леонора взглянула на нее.

— Вы мне в этом поможете?

— Поможем, но по своим собственным причинам. Не надо заблуждаться насчет нас.

Леонора пристально смотрела на нее. Она почувствовала, как ее сердце начинает биться медленнее. Люди тебе помогают, или чинят препятствия, или идут рядом с тобой какое-то время, но это твоя собственная жизнь.

— Не буду, — пообещала она.

Первой мыслью Перо, когда он подошел и остановился позади старой женщины, было:

— Не может быть, чтобы она это спланировала! — а затем он подумал: — Она более опытна, чем даже герцог и Совет Двенадцати.

Потом, глядя на Леонору, стоящую на террасе в солнечных лучах, слыша ее разговор с императрицей, он подумал: «Она для меня потеряна».

Она никогда не принадлежала ему, размышлял он позже, возвращаясь обратно в Дубраву по неспокойному морю на маленьком кораблике, прыгающем по волнам. Ветер дул им в спину, солнце стояло над головой. Он молчал; Даница Градек рядом с ним тоже молчала.

Леонора осталась на острове.

«Жизни мужчин и женщин, — думал Перо Виллани, — устроены не так, чтобы дать нам то, чего мы желаем». Он где-то читал об этом.

Когда они приближались к причалу, он увидел поджидавшую их высокую фигуру. Марин Дживо спустился вниз, в гавань.

— О, Джад, благодарю тебя! — лихорадочно пробормотал Драго Остая.

Перо понял. Кому-то придется пойти к Правителю и членам Совета, чтобы начать объяснять то, что только что произошло. Марин гораздо лучше подходил для этого, чем любой из них.

Перо взглянул на Даницу, сидящую на скамье перед парусом. Она смотрела на Марина, пока они подходили к причалу, волосы ее развевались, лицо оставалось почти бесстрастным.

Почти. Он увидел на нем нечто неожиданное. Он все-таки был художником, его учили изучать лица, искать в них душу. Его отец научил его кое-чему до того, как умер слишком рано и оставил сына самостоятельно прокладывать свой путь в жизни.

После событий того утра на острове Синан произошло много других событий. Ошибочно думать, что драматические события происходят постоянно и непрерывно, даже в неспокойные времена. Чаще всего в жизни человека или государства бывают затишья и лакуны. Возникает видимость стабильности, порядка, иллюзия спокойствия — а потом обстоятельства могут быстро измениться.

Вино, привезенное с острова, отдали пользующемуся доверием алхимику. Один из главных советников Правителя, человек прагматичный, сначала дал небольшое количество этого вина маленькой собачке. В течение дня с животным ничего не происходило, но на следующее утро у собаки начались конвульсии, и она погибла.

Потом, на следующий день, алхимик установил, что в вино в самом деле было добавлено смертоносное вещество. Он определил, что это медленно действующий яд, хотя смерть собаки уже доказала это, и к тому времени на остров Синан уже отплыли лодки и вернулись с другими флаконами и чашами для вина. У алхимика появилось много работы. Вскоре его выводы получили дальнейшее подтверждение.

Некоторые из безвременных смертей в Дубраве, до этого считавшиеся следствием внезапной трагической болезни, теперь предстали в другом свете.

Также выяснилось, что Старшая Дочь обители Синана не была родом из знатного семейства в окрестностях Родиаса. Она много лет была шпионкой Серессы: основным источником информации республики (и виновницей некоторых смертей) в Дубраве.

Эта новость отнюдь не вызвала радости у Совета Правителя и у купцов города.

Сам Правитель заметил, что они всегда знали о присутствии в их городе шпионов Серессы, как и в других местах, ведь и сама Дубрава добывала информацию всеми доступными ей средствами. Но его слова не слишком погасили возмущение в палате Совета. Многие искренне негодовали, что священную должность так подло использовали. Это свидетельствовало о безбожии, даже о ереси. Кроме резкого письма, отправленного в Совет Двенадцати, еще одно ушло к Верховному Патриарху, а третье — к императору Родольфо в Обравич, с кратким описанием события.

Мир должен был узнать о вероломстве серессцев, а положение некоторых адресатов позволяло им не просто выразить порицание. Любые торговые санкции против Царицы Моря могли только помочь купцам Дубравы.

По более насущному вопросу верховный священнослужитель Дубравы встречался с Правителем и его самыми доверенными советниками. Он вышел после этой встречи и объявил, что поддерживает идею о том, чтобы новой Старшей Дочерью на острове Синан стала женщина, которую никто не ожидал увидеть преемницей погибшей. Она очень молода, но ее ранг и происхождение из достаточно знатной семьи (и на этот раз это легко подтвердить) оправдывают это назначение.

Овдовевшая Леонора Мьюччи из Милазии, только что надевшая траур после ужасной гибели мужа, выразила готовность остаться на острове и своим служением лично искупить зло, причиненное ее предшественницей.

Подразумевалось, что почетная гостья приюта, императрица Сарантия Евдоксия, великодушно выразила готовность оказать ей поддержку и быть наставницей новой Старшей Дочери в первые месяцы или даже годы (если будет на то милость Джада).

Также подразумевалось в Дубраве, что Леонора Мьюччи может сообщать новости Серессе, учитывая происхождение ее мужа, но поскольку все об этом знают, то в этом нет ничего предосудительного. Всегда лучше знать, чем не знать.

Что касается домашних дел, то было задумано одно рутинное для торгового и коммерческого города предприятие: широко известное семейство купцов Дживо, которое в последнее время оказалось в центре многих драматических событий, теперь решило отправить небольшой отряд с товарами (предположительно, ювелирными изделиями и обработанными тканями) вместе с купцами из Серессы, направляющимися на восток, в Ашариас.

Как всегда весной, ходили слухи о войне, но все считали, что военная кампания османов будет проходить — как обычно — севернее обычной дороги купцов в великий город, и в любом случае, османы нуждаются в честных купцах с западными товарами.