Герцог никогда не видел его улыбки — только усмешку. Женщина сказала бы, что он красив, а старик в идеальных чертах лица различил что-то намеренно-хищное. Этакая сметающая всех и все самоуверенность человека, не умеющего проигрывать. Чужак был выше большинства его людей — а ведь обычно наоборот, островитяне против регинцев не вышли ростом. Он не выглядел громилой, но интуицией опытного воина Герцог чувствовал, что это самый опасный противник из когда-либо встреченных. Любого в замке одолеет.

— Похож я на разбойника, я разбойник и есть, и за мою голову назначена награда по всему Сильву и Монланду. Но я могу помочь построить корабли, способные переплыть Море и добраться до логова твоего заклятого врага.

Герцог полвека правил Ландом, давно привык скрывать удивление. Он словно не заметил повисшую в комнате тишину, только глаза его чуть сощурились.

— Мои герольды не кричали на каждой площади о том, что я строю корабли. Откуда ты про них знаешь?

– “Кто имеет уши слышать, да слышит” — так ведь говорят священники? — Теор, не дожидаясь позволения, сел на богато отделанный сундук. — Ты вздумал покорить морских дьяволов, но твой народ не покорил даже волны. Если ты и построишь корабли, способные несколько суток не видеть суши, если найдешь людей, что при шторме умеют не только молиться, — пройдут годы, прежде, чем они узнают дорогу к Островам. Скорее Острова найдут вас раньше и отправят твои суденышки к Маре в пучину. А может, тебе известны подходы к Большему? Ты повеселишь разбойников, когда твои корабли сядут на мель возле берега. Я мог бы помочь.

— Интересно, зачем это тебе? Ведь не ради награды.

Пришлец отрезал:

— Не интересно! Просто радуйся, господин, что получишь в руки злейшего врага.

— Так хочешь отомстить бывшим приятелям? Ладно, — проворчал Герцог, — я старик, а не старуха, любопытничать не стану. Мне все равно, что они тебе сделали. Но я не привык кормить в своем замке задир…

— Не задирайте — тогда и жалеть не придется.

— …язычников…

— Мне все равно, в какого бога не верить.

— …и наглецов, что смеют меня перебивать! — жестом он оборвал колкий ответ. — Иди, морской дьявол, жди моего решения. Кормить тебя будут.

— А не боишься, что я передумаю, пока ты будешь решать?

Вот теперь Герцог по-настоящему рассмеялся, что нечасто с ним случалось.

— Давно же мне никто не говорил, что я боюсь. А ты мне нравишься, разбойник. Шутом тебя точно следует оставить. Теперь иди… Нет, сначала ответь: по всей Регинии ходят слухи о какой-то ведьме, чуть не утопившей берег Лусинии. Что ты знаешь о ней?

— Я не верю в сказки, — отвечал Теор.

Когда стража его увела, Герцога кивнул мальчику-пажу, которого держал при себе:

— Интересный наглец. Сатана кует души беров из кинжалов. Этого в адской кузнеце забыли остудить.

Мальчик предание о кинжалах слышал в первый раз и очень смутно представлял, кто такие беры, но привык, что господин говорит сам с собой. Герцог велел:

— Беги, Рэн, позови моего сына, — а слугам сделал знак уложить себя в постель. В спальне топили камин, и было непривычно тепло для зимы. Господина укрыли одеялом, подбитым мехом горностая, которое его так и не согрело. Последние лет десять он дал себе право: отдыхать, когда устал — оказалось, это приятно. Было время, когда он и со свежей раной рвался в бой. Когда-то считал это доблестью, а теперь — позерством. Видно, слишком давно он был стар.

Сеньор Ланда верил, что про врага надо знать все, о древней истории Островов он мог бы рассказать больше Жриц. Ведь на Островах прошлое хранили легенды, а в Регинии — письменные хроники. (Герцог, в отличие от многих феодалов, дал себе труд обучиться грамоте.) Разбойники считали себя потомками народа, что когда-то населял Беру. Но пять веков назад, в эпоху заселения Островов, туда бежали любые изгои, которым хватало смелости пересечь Море. Лесные Земли, которым предстояло стать Регинией, бурлили от наплыва новых народов и вражды между старыми, от борьбы прежней религии и единобожия — Море скрыло проигравших. Длилось бегство меньше века. Войны в Регинии продолжались — не стало то ли смельчаков, то ли места на Островах.

Многое Герцог знал о древности и почти ничего о нынешних Островах. Задира с того берега бесценен — это старик понял еще годы назад, когда помиловал его в Рогатой Бухте. Герцогу повезло схватить его в день, когда изгнанный и потерянный, морской дьявол был не готов умереть за своих. Но господин Ланда сразу увидел: перед ним далеко не трус, силой от такого мало чего добьешься. Пусть однажды сам придет с просьбой о мести. С его помощью Герцог до конца исполнит клятву, которую дал когда-то на пороге смерти: защитить от разбойников Ланд. Все возможное он уже сделал, осталось невозможное, то, чего раньше не совершал никто.

За долгую жизнь Герцог каких только людей не встречал, а уж жаждавших мести — десятки. Мечтает в пепел превратить дом, куда не может вернуться. Бывшая родина — она вроде женщины, что отвергла. “Мальчишка, — думал сеньор, — хоть и не молод уже, все равно мальчишка”. Теперь он о многих так думал и понимал, что это еще одна черта старости — видеть в людях обиженных детей, которым не хватает то ли порки, то ли матушки. Что ж, повелитель Ланда мало верил в любовь и преданность, но ненависть — чувство надежное.

Герцог объявил сыну свое решение. Лукаво сощурил глаза в ответ на вопрос Гэриха: как можно довериться разбойнику?

— Сын мой, Господь ошибся, создав такого человека бером. Родиться бы ему правителем какой-нибудь крупной сеньории… И мы давно уже прибрали бы эту сеньорию к рукам.

На другой день Герцог услышал об Островах больше, чем слышал за всю жизнь. Ветра и течения на пути, удобные бухты и заливы Большего, количество кораблей в Гавани — за эти сведения сеньор, не раздумывая, отсыпал бы мешок серебра. А надо было лишь кивать и подливать Теору вина.

Через пару дней молодая служанка уступила скорее нажиму, чем обаянию Теора, и стала делить с ним ложе. Никто не замечал, чтобы дьявол-островитянин обращался с ней жестоко, но и счастливой она не казалась.

Замковой челяди потребовалась неделя, чтобы убедиться: на насмешки чужак не обращает внимания. И еще два месяца, чтобы навсегда пропало желание его задирать. Однажды Гутер-псарь выпил лишнего и кинулся на разбойника с кулаками. Единственным движением Теор опрокинул его на землю — и сломал позвоночник.

Замковому капеллану хватило одного взгляда на