«Хонда» резко дернулась и легко выскользнула из сугроба.

– Порядок! – прокричал Сергей, глуша мотор.

– Какой уж там, к чертям собачьим, порядок! – выругался Денис, подъезжая к Сергею.

«Только бы Соня не передумала! Это будет конец для нас обоих!»

Ирина Васильевна поставила перед Ксюшей тарелку с дымящейся вареной картошкой.

– Ну, приятного аппетита! – произнесла женщина, усаживаясь напротив Пашки.

– Спасибо! – пробубнил мальчик с набитым ртом.

– Огурчики берите соленые! Ксюша, слышишь? Очень вкусные!

Оксана еще затемно уехала в Москву, и теперь ее дочка явно чувствовала себя не в своей тарелке, она все время молчала и совсем ничего не ела.

– Ксюша, – Пашка оживленно улыбнулся, – спорим, я быстрее, чем ты, все съем?

– Вот еще, – буркнула повеселевшая девочка. – Я быстрее!

Дети наперегонки уплетали вареную картошку, запивая парным молоком, а Ирина Васильевна уныло ковыряла в своей тарелке. С самого утра у нее сердце было не на месте – она не знала, чего и бояться, то ли с Ольгой что приключилось? То ли Паша заболеет? Или эта чужая девочка?

Ксюша словно прочла ее мысли и посмотрела на женщину грустным, недетским взглядом.

– А мама вернется?

Ирина Васильевна мгновенно встрепенулась:

– Конечно, дочка! Она только на работку устроится и приедет за тобой!

– Да не переживай ты. – Пашка уже вылез из-за стола. – Моя мама всегда возвращается. Пойдем лучше на санках кататься.

– Спасибо! – Ксюша поблагодарила Ирину Васильевну и послушно пошла за Пашой. – А где мы будем кататься?

– Во дворе. – Мальчик скрылся в чулане.

– Подождите, я вас одену, – крикнула им вдогонку женщина и принялась быстро убирать со стола.

Ее тарелка так и осталась нетронутой, и Ирина Васильевна подхватила ее левой рукой – в правой она держала горку грязной посуды. Неожиданно верхняя миска покачнулась и поехала вниз, еще мгновение, и она разбилась с громким звоном на мелкие осколки.

– К счастью, – выдохнула Ирина Васильевна, пытаясь подавить нарастающую в душе тревогу. – К счастью.

Ирина Васильевна не особо верила во все эти приметы: кошка дорогу перебежит – быть беде, голубь на окно сядет – к удачному замужеству. Женщина устало улыбнулась – похоже, на ее окошко голубь садился только однажды. Петр Ильич – отец Ольги, был прекрасным, добрым, чутким человеком, который сгорел от инфаркта десять лет тому назад. С тех пор Ирина Васильевна и доживала одна, Ольга-то к тому времени уже училась в Москве, потом вышла замуж за соседского Лешку, который тоже учился в столице, да там они и остались. Вот только внука ей подбросили.

Ирина Васильевна счастливо засветилась – Паша был ее гордостью и опорой. Она любила этого ребенка больше жизни, даже больше Ольги, хотя казалось бы, что больше и некуда.

Женщина подошла к окну и выглянула во двор.

«Сегодня много снега, – отрешенно подумала она, – прямо, как в тот день, когда умер Илюшка».

Ирина Васильевна немного всплакнула и облегченно вздохнула – она поняла, откуда у нее на душе такая изматывающая тяжесть.

Сегодня была годовщина смерти ее первенца – маленького славного мальчика Ильи, который помер тридцать два года назад, а она все еще продолжала его оплакивать.

Ирина Васильевна тяжело вздохнула, да, ее жизнь не особо баловала. Может, хоть на старости лет поживет она как человек?

«Жалко Оксану, – неожиданно подумала женщина, – мается девка одна на белом свете! Да еще и ребенка завела, горемычная. Хорошо, что Оленька моя в жизни устроилась. Теперь и за Пашу нестрашно – и мать у него, и бабка, да и отец – какой-никакой, а есть!»

Ирина Васильевна вытерла рукой повлажневшие глаза и вышла в небольшой уютный коридорчик.

– Эй! Малышня! На улицу пойдем?

Соня невольно поежилась от холода, казалось, что все ее тело покрылось «гусиной кожей».

«Зачем, интересно, Денис так сильно распахнул форточку?» – подумала она и открыла глаза.

Она лежала на разобранной постели совершенно голая прямо поперек стеганого ватного одеяла. Одна нога была неестественно вывернута и заброшена на спинку кресла, стоящего рядом.

Соня удивленно приподнялась на локтях и только сейчас заметила, что она в постели не одна. Кирилл, тоже абсолютно обнаженный, валялся рядом, спокойно, даже чересчур спокойно ее разглядывая.

– Привет!

Соня судорожно дернула на себя одеяло, но не рассчитала движение, и кубарем скатилась на пол.

– Поднимайся. – Кирилл протянул ей руку.

Соня подняла голову, которая оказалась как раз на уровне его паха, и с неожиданной злобой ударила его кулаком в «мужское достоинство».

– А! Сдурела ты, что ли? – заорал Кирилл, сгибаясь в три погибели.

Соня молча вскочила на ноги и, тяжело дыша, уставилась на него.

– Что? Ну что? – Кирилл не мог восстановить дыхание. – Ну, я это, я. Чего ты дергаешься? Я тебя голой не видел, что ли?

– Откуда ты взялся? – наконец с неприкрытой злобой выкрикнула Соня. – Ты, покойник хренов?

Она была просто в бешенстве, Соня проклинала себя последними словами за свою непроходимую тупость и сентиментальность.

«Как я могла опять поверить? Как? Я снова чуть не разрушила свой брак! Из-за чего? Из-за кого? Из-за этого убожества?»

Мысли вихрем проносились в ее разгоряченном мозгу, и она распалялась все больше.

Соня подскочила к трюмо и схватила в руки огромную керамическую вазу.

– Убирайся! – заорала она, замахиваясь на Кирилла. – Пошел вон!

– Не так быстро, сладкая моя. – Он невольно отшатнулся. – У меня есть к тебе дело.

– Зато у меня нет с тобой никаких дел!

– Ты ошибаешься, впрочем, как обычно. – Кирилл осторожно опустился на краешек постели, готовый соскочить с нее в любую минуту. – У нас теперь одно общее дело – наша фирма.

Соня на мгновение замерла, а потом бросила вазу в Кирилла. Керамическая безделушка угодила мужчине в плечо, немного задев его по касательной, и с оглушительным хрустом врезалась в стену напротив.

Кирилл проводил вазу недоуменным взглядом.

– Чем старее ты становишься, тем дурнее! Честное слово!

Соня подскочила к нему и ударила по лицу.

– Пошел вон!!! – завизжала она.

– Не сходи с ума. – Кирилл схватил ее за руки и повалил на постель. – И оденься, в конце концов, а не то я опять возбужусь.

Соня замерла и наконец пришла в себя, она проворно вылезла из-под Кирилла и накинула на себя банный халатик, висевший на двери.