Автомобиль, громыхая подвеской, подъехал ко двору особняка, в котором расположился штаб Двенадцатого корпуса, и замер перед закрытыми воротами. Хорошо, хоть весна и дороги до конца не просохли. Сейчас самая прекрасная пора, когда распутица уже позади, а пыли пока еще нет. Временами, конечно, случаются лужи, в которых вполне можно застрять, но это мелочи, их ведь и объехать нетрудно. А вот отсутствие пыли при наличии совершенно открытой кабины дорогого стоит.

Тут ведь сам автомобиль — тот еще агрегат. Был у него опыт управления «козликом», это тот, что «ГАЗ-69». Так вот он отличался от грузовика «Рено», которым Шестаков управлял сейчас, как небо и земля. Всего-то полторы сотни километров, пусть и не по асфальту, а руки, плечи, поясница, да и пятая точка, в конце концов, все болит так, что хочется выйти и обложить этого железного коня от всей широкой души. Как же ему не хватало авто из родного начала двадцать первого века!

Но с другой стороны, на сегодняшний день после поездов — это самый быстроходный транспорт. А еще его отличает намного большая маневренность. И вообще радоваться надо, что ему достался такой красавец. Новый, между прочим. Подарок Брусилова. Тот всячески старался поддерживать начинания подпоручика. А еще постоянно прислушивался к мнению этого не лишенного талантов дилетанта.

А может, все дело в том, что, буквально фонтанируя идеями, тот не стремился ни к известности, ни к признанию. Все его устремления крутились вокруг формируемого им отряда. Шестаков не станет бегать по округе и кричать, что это он придумал. Ну а коль скоро у идей нет автора, отчего бы ими не воспользоваться. Тем более что у подпоручика, по сути, имелась лишь общая задумка, которую еще следовало облачить в расчеты и конкретные выкладки.

— Что, братец, не пропустишь? — поинтересовался Шестаков у часового, застывшего возле калитки.

— Прошу прощения, ваше благородие, но не положено.

— Мне своих партизан забрать. Здесь, что ли, квартируют?

— Так точно, здесь. На заднем дворе казарма комендантского взвода, аккурат там их и пристроили. Но на автомобиле никак нельзя.

Угу. Это в штабе фронта уже привыкли к командиру партизан, разъезжающему на авто. А вот по ниспадающей… Даже в штабах армий и то не особенно разгуляешься. Ну и ладно. Не больно-то надо. Он вообще только «за», если не станет общаться с высоким начальством. С него и Брусилова более чем достаточно.

Развернувшись, Шестаков припарковался на дороге напротив усадьбы и направился в штаб на своих двоих. Ничего страшного, даже если парни вернулись потяжелевшими от трофеев. Сюда-то они их дотащили. Так что донесут и до машины. Пройти мимо часового так просто не получилось, пришлось показывать офицерскую книжку. Выяснилось, что в списке невозбранно допускаемых на территорию штаба его нет и нужно ожидать, пока подойдет вызванный по телефону помощник дежурного.

Шестаков наконец плюнул на все и попросил, чтобы из дежурки направили посыльного сразу в казарму комендантского взвода и вызвали его парней. У него и без того хватало дел, а тут еще ненужная волокита. Уж их-то выпустят куда быстрее. Он вообще не отправился бы в эту поездку, но так уж сложилось, что у шофера случилась беда с пятой точкой, где он умудрился отрастить серьезный чирий. Ну и как бы он добирался сюда? Не хватало еще заполучить осложнения.

Другого шофера в отряде попросту не было, как не было таковых и при штабе фронта. Шестаков, конечно, готовил замену шоферу. Опять же он собирался обзавестись еще несколькими единицами техники. Ну мало ли, как может обернуться дело? Поэтому новую специальность сейчас осваивали сразу четверо нестроевых из числа сообразительных солдатиков. Но им еще нужно было учиться и учиться. А сегодняшняя техника не всегда преодолевала сотню километров без поломок. В том, чтобы научиться рулить, ничего сложного, и этому, кстати, обучаются все бойцы, без исключения. Но ведь нужно еще и уметь производить ремонт, причем не только мелкий.

Пришлось ехать за парнями самолично. А что прикажете еще делать, если ближайший железнодорожный транспорт должен отправиться отсюда через сутки? Бойцы и без того больше недели мыкались по тылам противника. В отряде же был простой и понятный принцип — своих не бросать. Даже в таких житейских вопросах.

Едва только Шестаков решил вопрос с вызовом своей группы и хотел отойти к машине, как из здания штаба появилась целая процессия из генералов и полковников. Оно бы и ничего, за последнее время он вполне попривык к подобному обществу. И потом, признаться, он никогда не чувствовал себя неловко в присутствии больших чинов. Сказывалась закалка Шейранова из прошлой жизни. Но среди господ генералов Шестаков рассмотрел генерала Каледина. Должно быть, командующий Восьмой армией лично объезжал войска. Ведь не сегодня завтра… Что-то такое назревает.

Вот с ним у Шестакова отношения не сложились, хотя и виделись они всего лишь раз, после совещания у Брусилова. Это было в тот самый день, когда подпоручик, прикрываясь именем Каледина, обманным путем проник в кабинет командующего. Стоит ли говорить, что Алексею Максимовичу это пришлось не по нраву. Нда. Он тогда высказался по поводу выскочки со всей казачьей непосредственностью и от всей широкой души. Молодой офицер предпочел не усугублять ситуацию и молча проглотил весь тот поток негативных характеристик. Но повторять подобный опыт не было никакого желания.

Поскольку вопрос с вызовом его людей был решен, он предпочел отойти к своему автомобилю и вообще сделать вид, что его тут нет. Каледина отличала хорошая память, причем не только на лица. Как там говорилось в той известной поговорке: «Я не злопамятный, я просто злой, и память у меня хорошая»? Так что лучше бы не попадаться ему на глаза. Лишнее это.

Ворота распахнулись, и «Руссобалт» командующего покатил на выезд. Практически синхронно из-за угла показался его казачий эскорт. Во главе с пулеметной тачанкой. Угу. Шестакова-то Каледин, конечно, ненавидел, однако новинку, позволяющую в значительной степени усилить огневую мощь конницы, он очень даже принял. Впрочем, генерал и понятия не имел, что подобное было предложено Шестаковым.

Произошло это совершенно случайно. Прошлой осенью пятнадцатого года на должность командира Нерченского казачьего полка прибыл небезызвестный полковник Врангель, с которым Шестаков случайно столкнулся во дворе штаба фронта. Тот сам остановил подпоручика, признав в нем того самого франта, так знатно приложившего его на благотворительном ужине.

Разговорились, полковник удовлетворенно заметил, что он не ошибся в Шестакове. Мол, еще в первую встречу предположил, что молодой человек не просто наглец, бросающийся в лицо обвинениями, но непременно отправится на фронт. И, как выяснилось, был прав. Конечно, доволен он был вовсе не выбором подпоручика, а собственной прозорливостью.

Как это ни странно, полковник оказался отличным собеседником и особо не чинился. Для него доблесть вообще стояла на первом месте, и, коль скоро перед ним стоит офицер с Георгиевским крестом на груди, это самая лучшая рекомендация. Вот в беседе с Врангелем Шестаков и высказался по поводу того, как можно в значительной степени усилить огневую мощь кавалерии посредством усиления ее мобильным пулеметным расчетом. Да, это не броневик, но, с другой стороны, лучше, чем ничего, да и маневреннее тяжелой и неуклюжей машины. Вот так и появились на фронте «врангелевки», как, с легкой руки солдат и к удовольствию господина полковника, стали называть эти тачанки.