– Защити нас, Лоум, – шепчет Гвенаэль.

Он сам не знает, верит ли в это. У него нет ни времени, ни сил копаться в своих мыслях. Теперь он может только надеяться.

Новый треск раздается прямо над головой.

И оба касаются пальцами воды в то мгновение, когда их накрывает небытие.

Каждая трубка становится борьбой за сохранение разума.

Лили-Анн, Зефир, Ева и Ребенок едины, как моряки в бурю, за гранью сил человеческих, за гранью усталости и страха.

Они отражают всё более напористые атаки гигантских волн, обрушивающихся на их души, на четыре души, слившиеся в одну, соединенные волей Лоума, в этой защитной матрице, омывающей их под луной.

Всё их внимание сосредоточено на поставленной цели, ничто не может отвлечь их от нее. Одну за другой они рвут нити, связывающие их планету с ее близнецом-разрушителем.

Вскоре остается всего одна трубка, она толще других и светится. Они чувствуют ярость тех, что на той стороне пытаются сохранить активность этой последней нити. В финальном противостоянии, когда каждый использует малейшую слабость противника, завязывается битва титанов. Безумие так близко, что хватило бы легкого дуновения, чтобы опрокинуть их в его пучину бесповоротно.

И тогда в бой вступает Лоум и через него другие Лоумы, разом высвободив свою мощь в колоссальном скачке энергии, накрывающей силы противника и обрывающей последнее волокно последней нити.

Ч – 2 мин.

Субмарина на дне, и вновь воцарился покой.

Браим больше не знает, где верх, где низ, но он не выпустил руку Беатрис, и одного этого ориентира ему достаточно, чтобы сознавать, что он еще жив. Он тянет ее за руку, поворачивает лицом к себе. ее глаза закрыты. Он встряхивает ее, очень бережно, понимая, что их телам и без того досталось. Веки Беатрис размыкаются, трепещут. Открываются во всю ширь. Браим через силу улыбается. Они включают фонари и осматриваются. Лили-Анн и Лора уже хлопочут, проверяя, все ли целы. Нинон, кажется, очнулась. Валентин и Марк оглушены. Мало-помалу они начинают двигаться, и, как успокаивающий знак, пузыри вырываются из их масок.

Они выжили.

Браим косится на свой манометр. Его баллон еще наполовину полон, как и баллон Беатрис. У Лоры, Лили-Анн и Марка воздуха ненамного меньше. А вот Валентин приближается к лимиту.

Внезапно ударная волна швыряет их о металлическую стену.

Все кое-как восстанавливают равновесие. Марк жестами выдвигает гипотезу, что сотрясение было вызвано встречей двух стен взрывов. Они не могут знать, верна ли она, но, судя по часам, это логично.

Браим пытается вспомнить объяснения Беатрис. Они должны оставаться под водой еще пятнадцать-двадцать минут, прежде чем начать подъем, чтобы быть уверенными, что феномен закончился, – хотя землетрясения могут продолжаться еще несколько дней.

Его внимание привлекает аномалия. Стык баллона Нинон с ее клапаном выпускает пузыри. Браим хватает за руку Беатрис и показывает ей неполадку. Точно, утечка. Сочленение винта повреждено, констатирует она, осмотрев баллон. Наверно, это случилось, когда их ударило о стену. Беатрис снова проверяет манометр: по ее прикидкам, девочке остается воздуха на десять минут. Лора, ударившись в панику, предлагает дать дочке свой запасной клапан, чтобы она дышала из ее баллона. Браим знает, что это не выход, Беатрис им всё объяснила: если они разделят воздух, то всплыть не смогут обе.

Мало-помалу его осеняет очевидность, сладкая и горькая одновременно.

Он самый старший в группе. Жизнь Нинон куда ценнее его собственной, и если кто-то должен пожертвовать собой, чтобы жил ребенок, то это он.

Лора уже снимает жилет и баллон, чтобы отдать их дочери. Браим, жестом остановив ее, тычет пальцем себе в грудь. Потом он показывает на Нинон и на нее, переплетя пальцы. Ты ей нужна.

Под маской Лоры текут слезы. Беатрис не видела их безмолвного разговора, Браим позаботился повернуться к ней спиной. Он расстегивает жилет и отдает его Лоре, оставив клапан во рту, пока у Нинон не кончается воздух. Только тогда он поворачивается к Беатрис.

Она замерла и смотрит на него умоляющим взглядом.

Она поняла.

Вода не дает им говорить, но даже будь такая возможность, что могли бы они сказать друг другу, чего не высказали за эти последние дни? Браим прижимает руку к сердцу, мимикой изображает его биение, потом оба выпускают изо рта клапаны. Целуются. Браим ждет, пока она снова не начинает дышать. И, больше не задерживаясь, плывет по коридору к выходу.

Лора коротко пожимает его руку. Браим не останавливается. Он скоро умрет. О лучшей причине умереть он и мечтать не мог. Но теперь он хочет быть один.

Включив фонарь, он соглашается вдохнуть в последний раз из клапана Марка и покидает субмарину.

Тысячи взвешенных частиц кружат в луче фонаря. Вокруг плавают мертвые рыбы. У него уже горят легкие. Ему осталось минуты две-три, потом он поддастся рефлексу и вдохнет воду. Браим спокойно гребет ластами, стараясь уплыть подальше от друзей и любимой, чтобы избавить их от зрелища своих останков.

И вдруг в этой покинутой жизнью воде Браиму кажется, что он летит. Это ли испытывают птицы в небе? Или астронавты в космосе? Да, решает он. Отсутствие силы тяжести, должно быть, именно таково.

Отсутствие силы тяжести, – думается ему. – Вот в точности что я чувствую.

И, не в силах больше сдерживаться, он вдыхает долгий глоток воды, молясь, чтобы его агония была короткой.

Ч + 20 мин.

Пятнадцать минут, последовавшие за уходом Браима, тягостны.

Каждый замкнулся в своих эмоциях, в горле ком, в животе свинец, общение невозможно.

Наконец они покидают субмарину и плывут с крайней осторожностью. Лили-Анн отвязывает спасательный плот. Ариаднина нить исчезла, дно совсем не то, что было, и даже если бы они нашли якорь, он наверняка больше ни за что не зацеплен… Выбора нет, надо всплывать в быстром течении без малейшей возможности ему сопротивляться. Лора наполняет воздухом свой парашют, чтобы он первым всплыл на поверхность.

Мало-помалу вода теплеет, они чувствуют это лицами и руками. Бледный свет пробивается к ним в глубину. На девяти метрах они делают первую остановку. Три бесконечные минуты борьбы с течением. Они располагаются звездой, держась друг за друга, чтобы никто не оторвался и не всплыл.

Лили-Анн вспоминает последнюю главу романа Гвенаэля.

Она не хотела знать, спасутся герои или нет, поэтому прочла только последнюю фразу. Но сейчас эта фраза крутится у нее в голове.

Ничто во мне не отреклось.