Именно это и привлекло вендиго. Древнего, сильного, не один десяток лет успешно скрывающегося от мастеров теней. Вооруженного памятью сотен погубленных жизней.

Разработки элта Элазара показались ему перспективными. А когда доктор изобрел зелье, маскирующее истинную сущность, вместо безопасного средства для магов, чью магию сложно контролировать, он сам себе подписал смертельный приговор.

Влюбленная в Элазара эфирия стала приятным бонусом.

Пока не решила спасти парнишку на улице и не проиграла. Фальшивому доктору новая хозяйка тела Берты не пришлась по вкусу. От нее не было никакой пользы: эфирия выгорела, лишилась способностей. Но у второго духа была ее память, из которой она могла почерпнуть много интересного.

Зелье защитило самозванку, и доктор заключил с нею договор.

Живя жизнью доктора и его вначале невесты, а потом и супруги, они целенаправленно искали эфирий. И альтернативные способы скрывать свою суть. Зелье уменьшало способности, делая их слабее.

И они нашли.

Вначале сын мастера, с которым работал Элазар, проявил интерес к механике. Потом его знакомый пожаловался на сложную беременность сестры. Элазар был очень хорошим доктором. Ему ничего не стоило подстроить все так, что мама с отцом посчитали: им очень повезло, что он согласился понаблюдать ее беременность.

Это был риск?

Ничуть.

Вендиго собирались привлечь эфирий самым действенным методом — Эли начали травить еще до рождения.

Расчет оказался верным: появившийся на свет младенец умирал. Его спасла эфирия, обретя при этом подобное младенцу тело. Мать и отец младенца, ставшие свидетелями чуда, отказались нести меня в храм немедленно, нашли безопасную перспективу. Очень кстати пришлась «ошибка» доктора, прочившего появление двух младенцев. На тот момент рецепты деда-жестянщика-контрабандиста уже булькали в лаборатории отца. Папа лукавил, когда говорил, что изобрел зелье для Эли после нападения вендиго, — он всего лишь усилил то, что уже было. Мама об этом не знала, считала зелье его заслугой.

Семнадцать лет ожидания. И духи приступили к реализации плана. Убийство родителей Витора было первым шагом к долгой спокойной жизни под личиной мастера теней и его юной супруги.

Нападение на тетю, одержимость Эли, афера со вдовством. Все это должно было сделать меня сильнее.

Не учли они только одного: мы близнецы. Я — эфирия, Эли — маг. Попытка спасти сестру из лап вендиго второй раз изменила наши способности.

Вот оно, одно из «но», которые я так не любила раньше. Исключение спасло наши жизни.

И сделало их сложнее.

Витор и Кевин настаивали, что нам с Эли нужно пройти проверку. Мужчины заверяли: в службе контроля не все так печально, как считают обыватели. Далеко не всем блокируют способности. Если нас признают неопасными для окружающих, то поставят на учет, и мы сможем жить спокойно, без зелий и оглядки. А что до происхождения нашей магии… мастера ведь тоже не маги в привычном понимании. Тем не менее их когда-то посчитали безопасными и даже полезными.

Мы с Эли не торопились идти в службу контроля. Ждали приезда отца и мамы. А также деда и бабушки — уж не знаю, что там мама им наговорила, но старшее поколение резко сняло опалу и решило присоединиться к среднему и навестить младшее.

— Как думаешь, что Кевин собирается сказать? — Элиза придвинулась ближе, обняла меня рукой за плечи, беззаботно поболтала ногой.

Мои сапоги сидели на ней как влитые. Впрочем, как и платье-костюм, в котором я ездила на бал. Выглядели мы сейчас с сестрой как два сорванца, оседлавшие ветку ивы, чтобы незаметно понаблюдать за стайкой юных оборотней, играющих в салочки на той стороне реки. Парочка волчат, две лисички, пятерка рысят и три девчушки, не сменившие облик, забавно кувыркались на песке.

Следить за ними было одно удовольствие, особенно в компании сестры. По скорости Эли со мной не могла соперничать. Но вполне успешно перемещалась тенью.

Кроме этого, у нее остались нечеловеческая сила, слух, зрение и небольшие когти, которые появлялись, когда сестра злилась.

Я тоже изменилась. Эмоции видела прекрасно. Любые. Бегала со скоростью ветра. Могла войти в тень. Эфир тоже был мне доступен. Но без веской причины я не рискнула отправляться в страну духов. Остались и минусы: по-прежнему не могла долго находиться в закрытом магически пространстве.

Но главное! Ко мне вернулись чувства и эмоции!

И сейчас я откровенно недоумевала. Прошло почти семь дней. Витор общался со мной исключительно по делу. Кевин — и тот уделил больше внимания. Извинился за свое мерзкое поведение. А Эли даже пригласил на свидание. Хотя какое свидание, если того, кого он считал отцом, только похоронили?

Но ведь пригласил!

Понимаю, у Витора забот полон рот…

Но контракт-то заканчивается!

Два дня всего осталось. Если соглашусь поехать на проверку — почти день туда, обратно можно не возвращаться.

А вдруг он просто забыл?

Я скривилась: Витор — и забыл? Ну да! Скорее, ему попросту не нужна больше вдова. И жена тоже.

Но я ведь его якорь!

А кто сказал, что нельзя найти другой?

— Габи! — обиделась Элиза. — Ты меня не слушаешь!

— Слушаю! Ты боишься идти на свидание с Кевином.

— Я не боюсь!

Ага. Я искоса посмотрела на поджавшую губы сестру. Еще как боится! Любит его до одури. Вон какая бабочка над ней парит! Настоящий парусник.

— Немного… — потупилась Эли, краснея.

— Не-а, — усмехнулась я, целуя сестру в щеку, — обманщица!

— Так нечестно! Ты видишь мои эмоции, а я твои — нет! — надулась Эли.

— Я была бы не против, — задумчиво глядя на кувыркающуюся на берегу реки ребятню и зверье, отозвалась я.

— Ничего не видишь? — Элиза положила подбородок на мое плечо.

— Ничего.

С момента, когда вытащила Витора из теней, супруг стал для меня девственно чистым листом. Словно пропавшая после смерти вендиго серая псина забрала с собой все его эмоции. Или что-то случилось с моим зрением.

Узнать правду было попросту не у кого.

Мастера раньше с подобным не сталкивались.

А эфирии, которых я видела вполне четко, лукаво улыбались и смеялись.

Мы с Эли решили, что это временное явление. Перенапряглась, вытаскивая Алистера, и вот результат. Нужно отдохнуть, и все вернется. А не вернется — что тут поделаешь. Я ведь могла вообще выгореть и остаться полностью без чувств.

Когда вспоминала свои холодные размышления, становилось не по себе.

Признаваться, что Витор на самом деле ничего не чувствует, было страшно. Я старательно выискивала знаки, что ошибаюсь: муж не просто так меня целовал, не потому что был обречен. А его шутка о признании в любви?