становлюсь плаксой. Я проглатываю сочный кусочек, но все это время борюсь со слезами. Я почти хочу знать, когда это чувство пройдет. С другой стороны, я этого не делаю. Как только осколки моего разбитого сердца чуть-чуть притупятся, это будет значить, что она уходит дальше от меня.

У меня все плохо. Я люблю Кили. Тот факт, что я однажды влюбился, сам по себе чудо. Я не жду, что это когда-либо повторится.

Может, это и объясняет, почему мой брат превратился в такого мудака после расставания с Бриттой.

Честно говоря, тот факт, что он, скорее всего, ухаживает за единственной женщиной, без которой я не могу жить, приводит меня в еще большее бешенство. Он знает, как ужасно чувствовать зияющую дыру в своем сердце.

Я бросаю взгляд на телефон. Ничего. Я должен перестать надеяться получить от нее сообщение… но я не могу. Еще нет и 18:30. Я заполняю несколько часов расхаживанием по квартире, руганью, ударами кулаком по стене и сожалениями. Но на самом деле, что будет после этого? В конце концов, мне придется лечь в кровать.

Свежий воздух. Может, это поможет мне не перерезать себе вены ржавой ложкой. По крайней мере, теперь я знаю, почему люди пишут так много песен о расставании и душевной боли. Эти чувства настоящие, и это отстой.

Последние лучи дня проникают сквозь стеклянные двери, ведущие наружу. Веранда манит меня, и я подчиняюсь.

Мой взгляд сразу же устремляется на пляж. Я сосредоточился на скалах, где у меня впервые был секс с Кили. В тот вечер все было легким, веселым и непринужденным. Я чертовски жалею, что не отнесся к этому — и к ней — более серьезно, пока не стало слишком поздно. Да, я мог бы сказать, что никогда раньше не был близок к тому, чтобы по — настоящему заботиться о женщине, поэтому я не распознал эти чувства сразу. Они подкрались ко мне. Любовь — ужасно подлая штука.

Я хочу отмотать время назад к той ночи — это реально было всего двадцать два дня назад? — и начать все сначала.

Но я должен перестать хотеть того, чего я хочу, когда я этого хочу. Сейчас это не приносит мне никакой пользы.

Мне нужно двигаться вперед… но я не уверен, как это сделать.

Я вдыхаю свежий воздух и смотрю, как исчезают последние лучи света. На небо восходит убывающая луна. Дедушка научил меня фазам Луны, а также множеству других забавных вещей. Майлз Эмброуз был хорош во многих вещах. Он, конечно, любил мою бабушку до того, как она умерла.

Почему я не сделал его своей ролевой моделью и не проигнорировал своего тупорылого отца? Если подумать, дедушка всегда пренебрегал Барклаем Ридом.

Наверное, мне нужно было дожить до тридцати трех, чтобы стать хотя бы вполовину таким же умным, как он.

Если бы он был здесь, он бы не сказал, что чувства бессмысленны или глупы. Он бы сказал мне прочувствовать их… и понять, как с ними обращаться, чтобы я мог жить как подобает мужчине — сильным, уверенным, уравновешенным. Честным.

Я снова осматриваю веранду, рассеянно пытаясь решить, с какого кресла мне будет открываться лучший вид на море, чтобы созерцать. Я замечаю коврик для йоги Кили. Наверное, она случайно оставила его здесь.

Я вглядываюсь в фиолетовую резиновую штуковину, стоящую в углу. Раскатываю его. Она всегда утверждала, что йога помогает ей сосредоточиться. Не совсем уверен, что это значит, но у меня есть идея, и это звучит полезно.

Я смотрю на коврик, понятия не имея, что делать. Есть позы, я знаю. Я просто не уверен, как они называются и как себя в них поставить.

Я достаю телефон, открываю приложение для упражнений, на которое подписан. Обычно я делаю силовую и кардио для мужчин. Теперь я нажимаю кнопку для йоги. Несколько секунд спустя женщина в серой майке и брюках из спандекса в тон, с аккуратно убранными с лица волосами, одаривает меня слишком сердечной улыбкой, которой я не доверяю. Она говорит, что ее зовут Чандра, и приглашает меня в класс для начинающих.

У меня такое чувство, что она собирается убить меня.

Она сразу же начинает говорить со мной о блоках и коврике — да? — и все это время уверяет меня, что я могу это сделать. Я в хорошей физической форме, так что должен быть в состоянии.

И все же она пугает меня.

Фоновая музыка одновременно экзотическая и этническая. Женщина говорит мне принять занять первую позу. К счастью, видео помогает мне понять, что она сидит, скрестив ноги. Почему она просто не сказала этого? Затем она велит мне расправить плечи и покачать головой. После этого я должен положить голову на сердце, а сердце — на таз. Что? Мне уже приходится корчиться? Нет, просто сядь прямее. Хорошо. Я могу это сделать. Я в порядке… пока она не говорит, что я должен войти в этот момент с «честностью». Что, черт возьми, это значит? Раздраженно вздыхая, я решаю пропустить эту часть и продолжить.

Главным образом потому, что я вижу, как Кили делает это, и это заставляет меня чувствовать себя по — странному ближе к ней.

Мне говорят глубоко дышать и немного потягиваться. Наверное, мне это нужно. Я должен признать, что глубокие вдохи и выдохи немного успокаивают мою голову. По крайней мере, я не пытаюсь думать о пятидесяти вещах одновременно. Большая часть моей умственной энергии уходит на то, чтобы понять, как сложить ладони вместе в молитвенной позе и поднять грудину к большим пальцам. Это не так ужасно… до тех пор, пока мы не меняем позу.

Внезапно я сажусь на колени, снова на пятки и поджимаю пальцы ног. Это совсем нехорошо. Я испытываю облегчение, когда она велит мне встать в позу кошки. Я иду следом, затем понимаю, что стою на четвереньках в своем патио, одетый только в пижамные штаны. Любой из моих соседей или отдыхающих в блоке напротив бассейна может увидеть, как я поворачиваюсь и выгибаю спину, как кошка во время течки, ищущая хорошего кота.

Мне плевать на то, что они думают. Это для меня. Чтобы лучше понять Кили.

Я бы предпочел отказаться от «собаки мордой вниз». Приподнявшись на руках и ногах, мое тело принимает перевернутую V-образную форму, я вроде как чувствую себя собакой, ожидающей, когда какое-нибудь случайное животное придет понюхать мою задницу. Еще мои плечи болят от того, что я несколько минут держу свой вес,