даже посетить их. Ну как, хотите, чтобы я прочитал вам, что там написано?

— Нет, Джо. Брось их в мусорную корзину.

Джо был явно потрясен таким ответом:

— Боже правый, вы, наверное, шутите, сэр! Здесь записка от лорда-наместника Ирландии и его супруги. «Позвоните нам, Десмонд, мы очень хотим с вами встретиться».

— Джо, эту можешь выбросить в первую очередь.

— А вот еще одна, сэр. — Голос Джо упал до благоговейного шепота. — Ни более ни менее как от его преосвященства архиепископа Мерфи. Он пишет: «Сын мой, ты определенно искупил свой грех. Приходи ко мне, Десмонд, и я подумаю, что можно будет для тебя сделать».

— Джо, возьми эту записку, — с горечью сказал Десмонд, — разорви на мелкие кусочки и спусти в унитаз.

— Ни за что, сэр! Не хочу брать грех на душу. Хотите вы того или не хотите, но я положу записку в карман вашего чемодана.

— И что, неужели ничего от нашей забавной маленькой янки?

— А вот и нет, сэр. Записка, нацарапанная на телеграфном бланке «Вестерн юнион». Ну как, эту тоже спустить в унитаз?

— Кончай меня дразнить, Джо! Читай скорее!

Чтобы помучить Десмонда, Джо долго прочищал горло и только потом начал читать:

— «Мой милый, милый Десмонд! Вы дали мне возможность, которая выпадает лишь раз в год. Завтра Ваше имя будет на первой полосе тридцати газет по всей Америке, которые объявят о моем открытии: бывший священник, молодой и красивый ирландец, с голосом лучше, чем у Карузо, поет за гроши в ресторане. История, которая даже из камня сможет выжать слезы. Только ни в коем случае не подписывайте никаких контрактов до моего возвращения. Целую, Ваша самая мерзкая, жирная, вульгарная и отталкивающая особа из всех, кого Вам доводилось видеть».

— Вот это я понимаю, Джо! Вот это человек! — воскликнул Десмонд.

— Что есть, то есть, сэр. Перед тем как выскочить от нас, она сунула мне очередную пятерку и велела позаботиться о вас.

— Чем ты постоянно и занимаешься, Джо. Брось записку в чемодан. Она стоит того, чтобы оставить ее на память.

— А теперь, сэр, — подобострастно произнес Джо, — чем я еще могу быть вам полезен? Что будете заказывать на обед?

— Кончай валять дурака, Джо! Принеси что-нибудь получше. Я ужасно устал и хочу есть. И если получится, стащи для мне полбутылочки шампанского.

— Что значит «стащи», сэр! Мистер Мейли с удовольствием отдаст вам ключи от винного погреба. Все, через полчаса вернусь.

Десмонд заставил себя встать с кровати и долго отмокал в горячей ванне, затем натянул пижаму и халат, а ноги засунул в шлепанцы. Он не знал, что и думать обо всем произошедшем, а потому решил не думать вовсе.

Часть пятая

Глава 1

Ирландский почтовый поезд опаздывал, и мне пришлось прождать примерно с час в промозглой грязи Юстонского вокзала. Но вот наконец прибыл поезд, который пыхтел и шипел так, будто по пути ему пришлось по меньшей мере перевалить через Сноудон[32]. И я сразу увидел Десмонда, шедшего по платформе с тощей дорожной сумкой в руках. Мы хотели было обняться, но решили повременить с объятиями, а только пожали друг другу руки.

— А что, твой багаж остался в вагоне?

— Нет, все здесь.

— Прекрасно, тогда мы можем начать с чистого листа.

— Алек, возьми меня под руку. Меня так укачало на море, что я до сих пор не могу прийти в себя.

— Что, как всегда, штормило?

— Ужасно!

Я приехал на вокзал на автобусе, так как не хотел смущать Десмонда демонстрацией своего прекрасного материального положения. Мы быстро нашли такси и уселись друг напротив друга.

— Алек, ты в прекрасной форме!

— Ты тоже, Десмонд, — жизнерадостно солгал я.

Он по-прежнему был удивительно хорош собой, хотя казался усталым и очень грустным.

— А как поживает твоя дорогая мама?

— Прекрасно! Она вполне довольна жизнью. У нее чудная маленькая квартирка на побережье в Хове, в трех минутах ходьбы от церкви. Конечно, когда мальчики дома, она гостит у нас.

— И куда ты меня везешь?

— К себе домой. У меня маленький, но симпатичный домик в Кенсингтоне. Там очень тихо, да и Кенсингтонские сады в двух шагах.

Он, конечно, хотел знать больше, но постеснялся спросить, поскольку был слишком хорошо воспитан. И вот наконец мы подъехали к небольшому белому домику, который я ценил именно за то, что он был расположен вдали от городского шума. Отпустив такси, я открыл входную дверь.

Я проводил Десмонда по лестнице в гостевую комнату окнами во внутренний двор с садом.

— Располагайся. Здесь у тебя своя ванная. А теперь как насчет того, чтобы слегка перекусить?

— Категорически нет, Алек! Я с удовольствием помылся бы, а потом мы смогли бы поговорить.

Я улыбнулся, положил ему руки на плечи и хорошенько встряхнул, чтобы он наконец расслабился. Ведь мы столько лет не виделись! Затем я спустился на кухню проверить, как там дела у нашей замечательной приходящей домработницы миссис Палмер, которая обычно уходила в четыре, но сегодня любезно задержалась.

— Обед готов, сэр, — сказала она. — Отбивные уже на гриле, картошка почищена, салат и яблочный торт в холодильнике.

— Благодарю вас, миссис Палмер. Очень мило с вашей стороны, что вы согласились остаться.

— Не за что, сэр. Для вас все, что угодно, — улыбнулась она и, уже уходя, добавила: — Ваша почта на столике в холле, сэр.

Поднявшись наверх, я бегло просмотрел письма, показавшиеся мне весьма многообещающими, и прошел в гостиную. Десмонд был уже там и с интересом оглядывался по сторонам.

— Да будет тебе, Десмонд, кончай глазеть. Садись рядом со мной.

— Не могу, Алек. Такая чудесная комната, все так изысканно, а твои картины…

Я схватил его за руку и насильно усадил возле себя на диван. Но он не мог оторвать глаз от картин.

— Прелестный Сислей, ранний Утрилло, Мэри Кассат, а эта прелестная жанровая сценка в фиолетовых тонах, наверное, Вюйар?

— Да, актриса мадам Мело с дочерью. Ну все, хватит, Десмонд! Ты меня смущаешь.

— Не могу, Алек. Я в полном восторге! Господи Боже мой, неужели у тебя там Гоген?! Понт-Авен. Это когда он вернулся с Таити без гроша в кармане.

— Хватит, Десмонд! Да, у него действительно не хватило денег на холст, и он написал эту милую вещицу на мешковине. Мне пришлось отдать натянуть ее на новый подрамник. В Нью-Йорке, там, где я и купил ее. И заметь, картина в подлинной раме времен Людовика Шестнадцатого, естественно, обрезанной под нужный размер. А теперь,