Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Моя милиция меня бережет… — засмеялся Атанесян. — Воистину!
— Ну, давай на посошок… Насчет рыбалки — подскажу, с людьми познакомлю. А этим щукам в пасти свою блесну не бросай…
Вернувшись в гостиницу, Атанесян лег на кровать, задумавшись. Первоначальный план знакомства с Аллой, предполагавший ресторанный кутеж, комплименты, ухаживание и, наконец, предложение съездить погулять в кабаках столицы, все это виделось ныне если не чушью, то откровенно пустой авантюрой.
Ушлая дамочка наверняка сообразит, что его приезд неслучаен, и туманом любовных чар ее не проймешь. Нет, надо по-другому… И выход, собственно, один…
Он пришел к ней домой в полдень: изыскан, тщательно побрит… Словом, красавец. Представился прямо с порога:
— Я из Центрального РУБОП, майор Атанесян. Хотелось бы, Алла, с вами поговорить. Желательно, наедине. Вашему мужу и дочери о сути нашего разговора, думаю, знать не надо.
На ее ухоженное моложавое лицо легла тень озабоченности. Однако глаза оставались беспечно лукавы и смешливы:
— Мужа нет, а Леночка в своей комнате, проходите.
Усевшись в предложенное хозяйкой кресло, Атанесян дружелюбно продолжил:
— У нас в Москве беда… Найдены две ваших подруги. Увы, убитыми. В записной книжке одной из них — ваш адрес.
— Кто это? — дрогнувшим голосом спросила она.
Атанесян хладнокровно описал внешность проституток — бывших подопечных Аллы, а настоящий момент пребывающих если не в полном, то — в относительном здравии, и проходящих свидетельницами по эпизоду убийства хозяина квартиры-диспетчерской.
— Оксана из Донецка и Таня из Кривого Рога, — выслушав майора, заключила она. — Но как же… Что произошло?
— Понятия не имею, ведется следствие, — вздохнул Атанесян. — Они сняли квартиру, занимались там… сами понимаете, чем… Я, в общем-то, не скрою, — добавил бесстрастно, — что мы беседовали с их подругой, прекрасно известной и вам — некоей Риммой Евсеевой, и она сказала, что одно время вы были у девочек «мамочкой»… Но я не из полиции нравов, и меня это не интересует. Меня интересует другое: человек, который еще раз опознает трупы. Вот и все.
— То есть? — Смешинки в ее глазах потухли.
— То есть — вы… — развел руками Атанесян.
— И что вы предлагаете?
— Предлагаю поехать со мной в Москву, я на машине… — Посмотрел на часы. — Если сейчас тронемся, то завтра утром подпишите все бумажки, и я провожу вас на поезд. Или на самолет, как угодно. Проезд, гостиницы и питание оплачу, насчет расходов не беспокойтесь. — Выразительно посмотрев на нее — и в самом деле привлекательную, как зрелый, сочный плод, безо всякого притворства произнес: — Очень жаль, если получу отказ от такой женщины…
И в устремленном на него изучающем взгляде внезапно почувствовал неуклонно разгорающееся желание…
— А если откажусь? — словно нехотя произнесла она.
— Тогда начнется созвон между моим начальством и вашими местными ребятами, прочая чепуха… — равнодушно проронил он. — Вам это надо? Городок у вас небольшой, потянутся грязные слухи… Нет, вы смотрите… — поправился вдумчиво. — Я не настаиваю… В конце концов, вы — всего лишь свидетельница, и вас никто ни в чем не обвиняет. Но, по-моему, лучше решить проблему раз и навсегда, чтобы к ней не возвращаться через барьеры и тернии. Мне — что? Я — человек служивый, увы… Могу, конечно, пойти к вашим милицейским начальникам, решить все с ними, но — зачем? Вы же не дура… Я бы сказал — отнюдь… — И Атанесян вновь недвусмысленно и откровенно уставился на загорелые, слегка полноватые, но оттого особенно волнующие своими зрелыми линиями, ноги хозяйки.
Суть его взора она превосходно поняла. Встала, неловко и торопливо поправив прическу.
— Но я должна собраться… Хотя бы принять душ… И дочь надо предупредить!
— Пожалуйста… Спешки нет.
— Вы здесь подождите…
— Я лучше в машине…
Алла вышла из комнаты, послышался в отдалении ее голос, обращенный к дочери, после зажурчала вода в ванной, и майор, осторожно перекрестившись, поднялся из кресла, двинувшись к входной двери узким и длинным коридором.
В коридоре его ожидало нечто… Длинноногое, ясноглазое и русоволосое создание, облаченное лишь в белоснежные прозрачные трусики с просвечивающим темным треугольным пятном внизу нежного живота и — в просторную, свисающую до колен мужскую рубашку, в чьем вырезе виднелась упруго приподнятая, идеальных очертаний грудь с розовыми, как лепестки шиповника, сосками.
Это называлось: остановись на мгновение, ты прекрасна! — хотя нужды в том, чтобы удержать рядом с собой этот ослепительный в своей красоте экземпляр рода человеческого, который, того и гляди, стыдливо прикрывшись, скользнет в глубь дома, не было: воззрившись смеющимися серыми глазищами на оторопевшего Атанесяна, искусительница нежным, как звон хрустальных колокольчиков, голоском проворковала:
— Вы не хотите кофе? Составьте компанию… Мама будет собираться минимум полчаса… А? — И — вздернула прелестную головку, уставившись на гостя уже с вызывающей прямотой приглашения отнюдь не к распитию бодрящих напитков…
Атанесян почувствовал, что теряет контроль над ситуацией.
Злой дух будто шептал — горячо и увещевающе — на ухо: пошли ты к чертям собачьим все эти въевшиеся в мозг полицейские