Настя всхлипывает — громко, надрывно. Мы крадемся по зарослям в сторону заброшенного крохотного домика. Там есть чердак размером с салон автомобиля. Внутри пыльно, грязно и паутина везде. Но Давид отчего-то именно это место выбрал для нас с сестрой.

—Мы должны вернуться, Лера,— твердо заявляет Настя, когда мы почти добрались до дома.

—Мы не можем.— Тайком от нее размазываю по щекам влагу. Слез уже не сдержать. С каждым шагом мы все дальше от Давида находимся.

—Ты бессердечна! Ни капли Давида не любишь! Ты его не заслуживаешь,— вскрикивает она, и только одному Богу известно, насколько сложно мне в этот момент оставаться спокойной и равнодушной внешне.

—Перестань. Именно потому, что я его люблю, я действую так, как он сказал, а не скачу сломя голову хрен знает куда. У тебя есть план? У тебя есть оружие? Может, суперспособности?— срываюсь я.— Нет? Тогда иди на хрен, Настя, мы будем делать так, как велел Давид. Прятаться, словно крысы, потому что, возможно… возможно…

Я не могу произнести это вслух. Давид жив, и с ним все хорошо. Наверное, не будь рядом Насти, я сделала бы все наоборот. Плевала бы на свою безопасность, понеслась бы вдоль реки, пытаясь найти его. Но я несу ответственность не только за свою жизнь. Глупая Настя только проблем добавит.

—Стой.— Хватаю ее за руку.— Слышишь?— уже шепотом говорю.

Мы переглядываемся. Глаза полны ужаса и слез. Где-то вдалеке слышится, как кто-то насвистывает мелодию и продирается вдоль кустарников в нашу сторону.

—Нужно спрятаться. Давай сюда.— Указываю на забор, обвитый плющом и другой растительностью.

Мы с Настей почти не дышим. Замерли в ожидании. Тело напряжено. Сердце барабанит, как у марафонца.

—Мне кажется или…— Я затыкаю ладонью ей рот, не давая договорить. Потому что непонятное шуршание совсем близко. Неизвестный человек идет в нашу сторону, уже не свистит, вместо этого непонятный скрежет раздается.

—Нужно бежать,— шепчу я.

—В какую сторону?

—Давай туда.— Киваю в сторону реки.

—С какой стороны он идет? Ничего не слышно уже.

Паника накатывает, застилает глаза, не давая оценить ситуацию здраво.

—Кажется, справа. Черт. Давай на счет три.

Настя кивает.

—Один, два…— Делаю несколько глубоких вдохов, замечаю рядом с собой толстую палку и перехватываю ее пальцами. На всякий случай.— Три.

Мы срываемся с места, бежим быстро, Настя спотыкается, валится на землю. Мне приходится притормозить, помочь ей подняться.

—Быстрее, Насть,— подгоняю ее.

Я вдруг понимаю, что понятия не имею, в какой стороне река. Заворачиваем в очередной ряд с виноградом и врезаемся в чью-то твердую грудь.

Я реагирую мгновенно. Бью мужчину палкой по ноге, Настя визжит с закрытыми глазами, мы обе успели заметить в его руках ружье. Все происходит так быстро, что не успеваем сообразить, что к чему.

—Что вы творите, черт бы вас побрал!— грубый мужской голос заставляет нас замолчать и замереть.

Знакомый, очень знакомый голос.

Я поднимаю взгляд вверх. Скольжу по ногам в камуфляжных штанах, выше, к лицу мужчины.

—Давид!— Палка выпадает из рук, и я бросаюсь к нему. Обвиваю его руками за пояс, уже не сдерживая слез.— Жив. Ты жив!

Настя подхватывает мои завывания. Стоит рядом. Перепачканная в грязи, волосы в разные стороны торчат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Мы думали, тебя убили. Там выстрелы были, ты слышал? Кто стрелял?— шмыгает она носом и тоже присоединяется к нашим объятиям.

Стоим посреди виноградника втроем и обнимаемся. Нашими слезами можно орошать поля. Но главное, что Давид цел.

—Оставил вас одних ненадолго, называется,— хмыкает он. Одной рукой меня за талию приобнимает, второй — Настю.— Это я охотился, у вас же с рыбалкой там вряд ли что-то вышло, на ужин одну картошку ели бы. Нужно было предупредить вас, не подумал. Мой прокол.

—Охотился?— Первой от пережитого ужаса отхожу я. Отстраняюсь от него, смотря прямо в глаза.— В каком смысле ты охотился? Ты же сказал нам сидеть тихо и не шуметь.

—Здесь часто охотники по окрестностям бродят, никто и не обратил бы внимания на несколько выстрелов. Зато заяц, запеченный на огне, будет по моему рецепту,— улыбается Давид, даже не представляя, насколько сильно я сейчас на него зла.

—Дурак!— бурчу я.

Настя наконец-то отлипает от него.

—Мы думали, тебя убили! Мы… мы так испугались!— Тычет ему пальцем в грудь и подходит ко мне.

—Если вы решили, что нас нашли, то почему все еще здесь, а не в условленном месте?— Глаза Давида сужаются, он смотрит на нас, словно это мы провинились, а не он.

—Мы туда как раз шли,— мрачно заявляю я.

—Оно в противоположной стороне.

Мы с Настей переглядываемся.

—Кажется, мы немного потерялись. Не подскажешь дорогу домой?

—Туда.— Давид указывает рукой.

—Чудесно. Всего доброго, охотник.

Я хватаю Настю за руку и иду в направлении, которое указал нам Давид.

—Не туда свернули,— слышится в спину через некоторое время.

Я хмыкаю, сестра тоже на него обижена.

—Зайца своего пусть сам ест,— заговорщицки шепчет она.— И не смей давать ему.

Не сразу доходит смысл ее слов.

—Ты о чем?

—Не притворяйся дурой. Никакого секса ему. Пусть обломится. У меня несколько седых волос появилось. Стресс — это плохо для организма. От него стареют!— заявляет сестра, я же обескураженно пялюсь на нее, а потом начинаю смеяться. Меня наконец-то отпускает.

Уже по традиции вечером выносим на улицу стол, собираемся у костра. Аромат жареного мяса заставляет спазмом сжаться желудок, а рот наполниться слюной.

—Можем представить, что это курица из супермаркета,— предлагает не менее голодная Настя.

Когда Давид днем начал разделывать зайца, мы в который раз за сегодня пустили слезу. Пушистого зверька было безумно жаль. Поклялись, что и пальцем не притронемся к добыче Леонова, но голод медленно делал свое дело.