Начало занятий там, по мере комплектования групп, значит, если Борька на этой неделе даст мне денег, то после Нового года, самое позднее, в начале февраля – это вполне реальный срок. Потом, март, апрель, май, июнь, июль – интенсивная учеба. Да, получается, что к поискам работы я приступлю одновременно с десятками выпускников профильных вузов. Или даже с сотнями? Может, если я буду очень хорошо учиться…

Оказывается, я все-таки, задремала. Потому что никакие бра уже не горели, а около меня кто-то медленно и осторожно шевелился. Я моргнула, прищурилась, вглядываясь сквозь ресницы… ага! Сгусток темноты приобрел более четкие очертания, придвинулся ближе и я напряглась, чтобы успеть резко отбить удар, но никакого удара не последовало. Наоборот, все делалось очень мягко, почти нежно. Плавно поднялась вверх подушка, замерла на мгновение в воздухе и плавно опустилась мне на лицо.

Вас когда-нибудь, душили подушкой? Нет? Тогда поверьте мне на слово – оч-чень неприятное ощущение. Главное, казалось бы – чего проще? Взбрыкнула ногами, стряхнула эту пакость со своего лица, да врезала хорошенько… а вот фигушки! Не получается! Руки-ноги спутаны теплым одеялом и, как будто этого мне мало, неожиданно тяжелое тело навалилось сверху. Я нелепо и бессмысленно дергалась, не в силах ни освободиться, ни позвать на помощь. Где она, эта помощь? Где Борька, который обещал меня страховать, где дядя Саня, чего они дожидаются? Ждут, пока меня задушат? Мало им трупов?

Я уже теряла сознание, когда давление вдруг резко ослабло и подушка слетела с моей головы. Неожиданно включился большой, словно прожектор, автомобильный фонарь и его свет отбросил от меня и припечатал к стене Вику. Левой рукой (правая была занята фонарем), дядя Саня без труда приподняла меня за шиворот и встряхнула:

– Прекрати визжать!

«Разве я визжу? Да, действительно, визжу!» – я очень удивилась, но уважила просьбу дяди Сани и замолчала. Хотя, честно говоря, он мог бы быть и повежливее. Тем более, что мой полузадушенный визг был вовсе не таким громким, храп Бориса его легко перекрывал… храп? То есть что, этот тип, который клялся охранять меня всю ночь, не сомкнув глаз, эта скотина, все-таки, не притворяется, а действительно спит? С самого начала? Я снова издала вопль, на этот раз возмущенный.

– Да что вы все, с ума посхо… – Справа от меня, Лайза с трудом приподняла голову и тупо уставилась на прижавшуюся спиной к стене, Вику. – Ты что, Вика? Ты… это ты… – она замолчала.

Николай, тоже только что проснувшийся, встал на четвереньки и дотянулся до выключателя. Вспыхнула люстра и теперь на Вику смотрели все (кроме Борьки, разумеется, этот продолжал нагло спать), даже Мария потрудилась открыть глаза. Вика медленно вытянула вперед руки, словно отгораживаясь от нас. Яркий фиолетовый лак на ногтях делал ее скрюченные пальцы похожими на когти какого-то сказочного чудовища.

– Не подходите ко мне, – ровным голосом сказала Вика. – Не подходите ко мне.

– И что, она во всем призналась? – спросила мама.

– В общем, да, – дядя Саня кивнул и сделал маленький, деликатный глоточек чая. – Сначала.

– Что значит – сначала? – отец, надо признать, слушал нашу историю с не меньшим интересом.

– А то и значит, – дядя Саня вздохнул. – В нашем деле часто так бывает. Берешь преступника с поличным и он, пока находится в растрепанных чувствах, все тебе честно и откровенно выкладывает. И на все вопросы отвечает и сам рассказывает все, с подробностями. А потом посидит в камере, придет в себя, подумает и в отказ. Дескать ничего такого не было, сплошной самооговор, по причине незаконного давления следственных органов и противоправных методов получения от меня показаний. И требуют суда присяжных – там, если грамотно защиту построить, можно неискушенных людей на слезу взять. Именно поэтому, так важно при первом допросе все тщательно запротоколировать.

– Но вы же запротоколировали? – встревожилась мама. – Вы все правильно сделали?

– Никакие присяжные не придерутся, – успокоил ее дядя Саня.

– Тогда как же она теперь может отказываться от своих слов? – удивилась я. – У нас же, действительно, все записано, при свидетелях. Пять человек.

– Так она не совсем отказывается, она, так сказать, переставляет акценты. Помнишь, нам она говорила, как надоумила Антона грабить фирму, как они вдвоем все эти дела проворачивали, как деньги делили?

Я кивнула.

– А теперь уверяет, что все это Антон придумал, а она ему только помогала, да и то, вынужденно. Он ей, говорит, угрожал физической расправой. А самым крайним, делает Николая. Этот толстосум, дескать, бедную девушку в сети заманил, в дом привел, обещал жениться. И обманул жестоко. Надо же было несчастной, как-то компенсировать моральный ущерб.

– Ну и убивала бы тогда его, – резонно заметила Маринка. – В порядке компенсации. Посторонние мужики здесь причем?

– Евгений ей тоже угрожал. Требовал отдать все украденные деньги. Причем не фирме вернуть, а лично ему. Неясно правда, как он о ее деятельности догадался, но этого Вика сама не знает.

– А кто ее с лестницы столкнул?

– Никто. Споткнулась, едва не упала. И тут же сообразила, что может всех запугать и запутать еще больше. Скатилась, с воплями, по ступенькам, а потом рассказала нелепую сказку про какую-то коричневую загогулину – я потом долго соображал, что такое мог потерять убийца? Нет, Вика очень неглупая женщина.

– А она не попытается теперь свалить убийство этого… Евгения, на Антона? – мама явно принимала это дело слишком близко к сердцу и это мне не нравилось. Это сулило серьезные осложнения в дальнейшем, когда разговор пойдет о главном.

– Она бы, может и попыталась, но ведь его алиби было установлено сразу, при тех же свидетелях. Нет, она не отрицает, что убила Евгения, но объясняет это состоянием аффекта – он угрожал, она испугалась, запаниковала, от растерянности просто не соображала, что делает. А так, собиралась только поговорить с ним, упросить, чтобы молчал, поделиться деньгами…

– Ну да, а ножик с собой прихватила, исключительно по рассеянности, – подсказал папа. – Кстати, откуда он взялся, этот нож?

– Я думаю, Евгений, действительно, Вику шантажировал. И она решила это прекратить. Нож специально купила… но поди, докажи это. Если бы найти магазин, да если бы продавцы ее опознали! Но вы представляете, сколько в городе хозмагов, хозяйственных отделов и просто уличных лотков? А Вика теперь говорит, что вообще ничего не помнит. Откуда нож взялся – понятия не имеет. Может его сам Евгений и принес?

– Нет, я, как присяжный, на такую сказку не куплюсь, – папа покачал головой. – А Антон? Его Вика тоже в состоянии аффекта убивала? И Аллу? (Эпизод с покушением на меня, при изложении этой истории родителям, был очень разумно смягчен и отредактирован. Иначе интерес папы был бы не столь отстраненно-академичным.)

– Примерно так. Антону не понравилось, что он невольно оказался замешан в убийство.