лет. К тому же, как это говорится? Он же столп общества. – Она изображает пальцами кавычки. – Всякое бывает. И конечно, Лукас ведь белый мужчина. В смысле, у Николы есть основания опасаться, что он не умрет в тюрьме и найдет ее. Но он хотя бы будет под замком и состоится суд, верно?

Пейдж обдумала каждый сценарий тысячу раз, даже искала ответы в интернете, пытаясь разобраться, как все будет дальше.

– Даже если его не признают виновным в убийстве, Лукас все равно надолго сядет. У нее есть время.

– Да, – соглашается Пейдж.

– Они должны остаться здесь. Они будут жить с тобой, да? – уточняет Грант.

Пейдж пытается улыбнуться. Она не понимает, что чувствует. Конечно, ей хочется, чтобы Эйвери была рядом. Но Грант не знает, что совершила Никола и как Пейдж бывает порой трудно на нее смотреть. Ей это не нравится. Хочется отделить правду от боли, но на это требуется время.

– Если будет суд, ей придется на нем присутствовать.

– Да, я… Да, она знает, что может жить здесь, – говорит Пейдж, но Грант подозрительно косится на нее.

– Она что, тебя боится?

Пейдж фыркает и почти смеется.

– Что за странный вопрос?

– Ты была с ней мила? Она хочет остаться? Ты прекрасно знаешь, о чем я спрашиваю.

Грант прав. Пейдж и сама в курсе, какой бывает несносной, но он не знает и половины того, что произошло на самом деле.

– Она ведь здесь, – пожимает плечами Пейдж, но Грант не отвечает.

Она идет к дивану и садится. Грант следует за ней, садится рядом с Эйвери и наблюдает за спящей малышкой невообразимо долго.

– Я могу поспать на диване? – наконец спрашивает он.

Пейдж хочется ответить, что он не должен задавать таких вопросов в собственном доме. Это и твой дом!

Пейдж садится рядом с Грантом и кладет голову ему на плечо. Судя по тому, как он напрягается, а потом расслабляется, это его удивляет.

– И я с тобой, – шепчет Пейдж.

Грант поднимает голову и смотрит на нее. Она знает, что он уже почти год мечтал это услышать. Пейдж встает, идет к шкафу и достает стопку простыней и одеял. Они допивают свои бокалы и сворачиваются вместе на диване рядом с Эйвери.

Лежа в темной комнате, Пейдж смотрит в окно на черное небо с ноготком луны. Теперь она наконец-то знает, что произошло. И есть капелька надежды, что она сумеет с этим смириться. В свое время Грант узнает о том, каким стал Калеб в последние месяцы жизни, но сейчас она будет наслаждаться моментом. Пейдж где-то слышала, что луна – это мертвая звезда, попавшая в гравитационное поле Земли и оставшаяся в нем навсегда. Именно так она себя и чувствует – как мертвая звезда, удерживаемая неподвластными ей силами. Она хотела бы остаться такой навсегда.

Они сидят, переплетя голые ноги, а Пейдж прижимается к груди Гранта. Она знает, что не заслуживает его прощения и нежности, но так в них нуждается.

– Наверное, нам понадобится помощь по дому, – произносит она и, кажется, чувствует, как его сердце начинает биться быстрее, но Грант, по своему обыкновению, отвечает не сразу, в особенности когда речь идет о ней и ее непредсказуемых словах.

– С ребенком много возни, – замечает он спокойно, но его выдает учащенное сердцебиение.

– Хочешь помочь? Может, перевезешь вещи обратно?

Он не произносит ни слова, явно пытаясь сдержать эмоции. Просто несколько раз кивает, хотя Пейдж этого и не видит, но чувствует плечом.

– Хорошо, – произносит она, и они снова молча пьют.

34

Кора

Финна выпустили из тюрьмы, и, собираясь ехать за ним, я перебираю все способы, которыми могу его убить, поскольку теперь нет ни единого шанса, что какой-нибудь заключенный, неравнодушный к офисным работникам среднего возраста, зарежет его в тюрьме. Я могу отвезти его куда-нибудь в глушь, и с каждой милей он будет все больше паниковать, снова и снова задавать вопрос, куда я его везу, пока, наконец, не выпрыгнет из машины прямо на шоссе и не попадет под грузовик.

Мия прерывает мои фантазии:

– Мам!

– Что? Почему ты кричишь?

– Я тебя звала. Мама Энджи Хиллиард узнала от Бевви Нильсон, что папа в тюрьме. Какого черта? Он же в три часа должен отвезти меня на футбол, – возмущается она.

– Э-э-э… И отвезет. Я как раз собираюсь его забрать. И что за выражения? Веди себя прилично.

– Он что, напился?

– Что-что?

– Его арестовали, потому что он напился?

– Нет. Нет. Конечно, нет. С чего вдруг ты так решила?

– Он много пьет. Не знаю, а за что еще?

– Нет… Возникло недопонимание. Я позже объясню. Мне пора, но не волнуйся. Папа будет дома вовремя и отвезет тебя.

Когда я выхожу из дома и щелкаю брелоком, чтобы открыть багажник, то вижу на другой стороне улицы Гранта. Он вытаскивает с заднего сиденья чемодан на колесиках и захлопывает дверцу машины. Закидываю в машину вещи, прикрываю ладонью глаза от солнца и окликаю его.

– Доброе утро.

Он вздрагивает от неожиданности.

– Доброе утро, Кора, – здоровается Грант, подходя ко мне.

Пейдж собиралась в общих чертах рассказать ему, что случилось, и, видимо, он еще до сих пор потрясен. Не сказать, чтобы я сильно удивилась, увидев его, но, если честно, не ожидала увидеть с чемоданом. Хотя это совершенно не мое дело. Грант смотрит на дом Лукаса.

– Просто какое-то безумие. Пейдж рассказала, что ты спасла жизнь этой женщине.

Он кивает на тот дом, имея в виду Николу.

– Ничего об этом не знаю. Наверное… Даже представить не могу, как ты был потрясен, когда узнал про Эйвери и… Как ты?

Грант улыбается, и солнце отражается в его темных глазах, отчего они сверкают, впервые за целый год.

– Несмотря ни на что, я ужасно рад. Да.

– Хорошо, – говорю я, хотя и не уверена, что искренне.

Конечно, искренне, вот только, когда я смотрю на него не как на мужчину, которого целовала и с которым так сблизилась, с кем могла бы сбежать, если б все пошло по-другому, а как на соседа, мужа подруги, совершенно недоступного для меня, внутри что-то болит. Я как будто отрываю от себя кусочек. Вот это чувство и называется безнадежностью? Я указываю на его чемодан.

– Куда-то собираешься? – шучу я.

Грант переводит взгляд на свой дом, потом обратно на меня. В его глазах доброта, а не жалость. Возможно, к этому примешивается извинение за то, что было между нами. Я точно не знаю, зато знаю, что