1000 рублей картину Венецианова «Очищение свеклы»; «Гумно» – картину, действие которой происходит в Тверской губернии, – Эрмитаж приобрел за 3000 рублей[738]. В то же время провинциальные художники, в том числе жители Углича и Ярославля на Верхней Волге, рисовали традиционные портреты представителей местного дворянства, чиновников и купцов[739].

Отражение в поэзии страданий простого народа было воспринято русской живописью в 1870-е гг. В то время после освобождения крестьянства в 1861 году (подробнее об этом в следующей главе) молодые интеллектуалы «открыли для себя» простых людей и сельскую местность. Они уверились в том, что необходимо «идти в народ», нести послание прогресса, которое, с их точки зрения, сразу же падет на благодатную почву. Эту задачу решало в основном политическое движение народничества, но оказала она влияние и на художников, посчитавших, что искусство должно сыграть свою роль в народнической идеологии. В 1870 году несколько художников образовали группу, ставшую известной под названием передвижников. Они стали возить свои картины по губерниям, чтобы развивать в местных посетителях выставок любовь к искусству. Некоторые из них также бросали вызов существовавшему режиму.

Самая известная картина, изображающая Волгу, – это «Бурлаки на Волге» Ильи Репина. Она была написана после того, как Репин вместе с несколькими коллегами совершил поездку вниз по реке и на протяжении нескольких летних сезонов с 1868 по 1870 год делал наброски реки и бурлаков за работой. Репин в основном жил примерно в 60 км от Самары в городе Ставрополе, где река делает резкий поворот, поскольку, как он отмечал в воспоминаниях, во время плавания ему сказали, что места ниже Саратова «скучные и однообразные». Как и братьям Чернецовым, ему посоветовали съездить на Жигули выше по течению, близ Самары. Однако Репину Волга близ Ставрополя показалась «прекрасной» – по крайней мере на западном берегу, являвшем разительный контраст с восточным песчаным[740]. На его картине показана группа бурлаков, согбенных от тяжелейшей работы. Под бременем мужчины наклонились вперед, их лица потемнели от усилий, они одеты практически в лохмотья, никак не защищающие от беспощадного палящего солнца. Бурлаки, кажется, выражают покорность судьбе, за исключением одного молодого парня, который держится за свой ремень и возводит глаза к небу, словно бы в поисках лучшего будущего для себя – и, возможно, для России (Илл. 12).

Неудивительно, что картину сразу же оценили (и продолжают оценивать) как великолепный пример реалистической живописи и образец убедительной социальной критики. Трудно не согласиться со словами критика того времени Владимира Стасова: «Кто взглянет на «Бурлаков» Репина, сразу поймет, что автор глубоко проникнут был и потрясен теми сценами, которые проносились перед его глазами. Он трогал эти руки, литые из чугуна, с их жилами, толстыми и натянутыми, словно веревки»[741].

Сам размер картины призван был производить незамедлительный эффект, и это действительно чрезвычайно сильное изображение человеческого страдания среди сурового пейзажа, хотя, если приглядеться, открываются довольно странные детали. Сразу же другой художник отметил, что баржу такого размера должны тащить три или четыре артели бурлаков, а не одна, изображенная на картине[742]. Кроме того, судя по теням, судно тащат вниз по течению, в то время как на самом деле большинство барж нужно было тянуть против течения, вверх по Волге. Самое удивительное то, что веревка, за которую тянут бурлаки, прикреплена, судя по всему, к верхушке мачты, отчего мачта наверняка бы быстро сломалась! Баржи, как мы говорили в предыдущей главе, тянули по реке верпованием – бросали якорь выше по течению и подтаскивали баржу к нему при помощи лебедки на палубе.

Но даже если оставить фактическую точность в стороне, то надо отметить, что многие передвижники не стремились поставить под сомнение существующие в стране условия. Им просто нужно было зарабатывать на жизнь, и причиной организации их передвижных выставок было не столько желание шокировать зрителей радикализмом картин, сколько эти самые картины продать[743]. Художники были скорее прагматиками, чем романтиками или радикалами; а большинство тех, кто мог купить картины, составляли – и в крупных волжских, и в других городах – состоятельные россияне из среднего класса. Для своих передвижных выставок художники выбирали картины, потакавшие вкусам потенциальных покупателей, и «Бурлаки на Волге» там никогда не выставлялись. Царский режим тоже не находил в картинах ничего предосудительного – лишь в советский период этих художников стали поднимать на щит за то, что они изображали страдания людей при царизме. А в то время работы передвижников выставлялись на международных выставках и приобретались членами императорской семьи и Сергеем Третьяковым – богатым купцом-филантропом, завещавшим свою коллекцию картин городу Москве. Для публики коллекция Третьякова была открыта в 1893 году и легла в основу современной Третьяковской галереи[744]. «Бурлаки на Волге» были куплены великим князем Владимиром Александровичем, вице-президентом Императорской Академии наук[745], и нашли место в его столовой[746]. Ныне картина находится в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге – бывшем музее Александра III.

Русские художники написали множество пейзажей Волги (и других мест), на которых не встретишь угнетенных бурлаков, крестьян и других несчастных бедняков. Некоторые из этих картин – например, работы Исаака Левитана – представляли собой наполненные светом панорамы реки с монастырями или другими зданиями на ее берегах. Левитан работал в колонии художников и писателей в Плесе на западном берегу реки, примерно в 50 км к югу от Костромы, между 1887 и 1890 годами (сегодня здесь открыт музей Левитана). Ему понравился городок с красивой церковью и удивительным светом[747]. Здесь он написал «Вечер на Волге» (1888), «После дождя. Плес» и «Вечер. Золотой Плес» (обе – 1889), где изобразил не только ширину и величие Волги, но и огромные пространства неба с облаками, которые могут возвещать дождь или грозу.

Другие известные картины того времени сосредоточены на изображении русского леса и воспроизводят в мельчайших подробностях подлесок и листву. На картине Евгения Вишнякова «Волга, загроможденная упавшими и догнивающими в ней деревьями» (1890-е годы) художник подробно изобразил деревья в болотистой ложбинке в верховьях Волги, где река еще представляет собой ручей[748]. Иван Шишкин, чьи картины с изображением леса исключительны по деталям и колориту, создал также ряд полотен с руинами города Болгара. Они напоминают романтические картины итальянских развалин: представлены остатки городских башен и бань, но отсутствуют виды Волги. Многие другие русские путешественники, в том числе и Чернецовы, ездили обучаться в Италию и другие европейские страны в то же самое время, когда открывали для себя Волгу и ее романтические руины.

Тема «матушки-Волги» проявлялась не только в картинах, но и в скульптурах, персонифицировавших Волгу в образе женщины. Александр Опекушин, Михаил Микешин и Дмитрий Чичагов в 1882 году создали для Всероссийской промышленной выставки статую реки Волги в образе