Дверь была заперта, отмычки у меня не было, а выбивать деревянное полотно при Зармирке, с любопытством поднявшейся вслед за мной, я постеснялась.

— Дашь ключ? — попросила я.

— Все интереснее и интереснее, — протянула хозяйка гостиницы. — Ключи на первом этаже, но там сейчас постояльцы. Можешь взять запасной у Фехху — он на заднем дворе, — она указала на боковую лестницу, ведущую сразу на улицу в обход основного зала.

Выкатившись в сад, я в первый момент чуть не ослепла из-за слишком яркого солнечного света. Потом заметила бывшего воина, который чинил почтовый ящик и разговаривал с кем-то, кого я не видела за углом здания.

— Фехху, ты мог бы, пожалуйста… — начала я уже издали.

Гильдиец обернулся и, улыбнувшись, показал на меня рукой:

— О, а вот и она, кстати. Джерри, тебя тут ищет друг вашего аристократа, он приехал с утра вон на той шикарной карете…

Я остановилась, как вкопанная. Мужчина, говоривший с Фехху, выступил из-за поворота и посмотрел на меня. Я не знала его. Никогда прежде не видела.

Но не то чтобы это важно в ваших обстоятельствах, да?

Незнакомец был одет в алый костюм с прихотливой вышивкой, его неприятно-скуластое лицо пересекали длинные тонкие шрамы.

— Джерри, все нормально? — спросил Фехху, почуяв неладное.

«Нет», — хотела сказать я, но не успела.

Кто-то схватил меня сзади, прижимая к носу тряпку с сонной жидкостью. Последнее что я увидела перед тем, как отключиться, — это то, как чужак наколдовывает серое колдовское облако, и старый добрый Фехху, вставший было в боевую стойку, засыпает и падает на газон.

Взрывы хохота из обеденного зала сделали его падение совсем беззвучным...

Я открыла глаза и обнаружила себя в сырой старой камере.

Влажные шершавые стены, каменный пол. Обитая железом дверь с квадратной решеткой в центре. Никаких вещей — только жестяная койка на колесиках, на которой я и очнулась.

Кажется, это тюрьма.

Мои руки были связаны за спиной, но я избавилась от веревок сразу же, как только к онемевшим пальцам вернулась чувствительность. Подойдя к двери, я выглянула наружу. Коридор пустовал, только на стенах чадили факелы и были видны нечитаемые из-за сажи рисунки. Я попыталась рассмотреть их — изображения явно были очень древними — но без толку.

— Хей! Выпустите меня! — я несколько раз хорошенько ударила по двери.

Конечно, просьба наивная — но что еще орать в таких обстоятельствах? «Прием-прием?» «Я вас уничтожу?». Просто визжать без словесного выражения?

Впрочем, никто все равно не отвечал.

Я пыталась расковырять дверное полотно, чтобы подцепить какую-то щепку и взломать замок, но это не привело к успеху: только пальцы сточила в кровь. Я простукивала стены, искала шатающиеся камни, долбила койкой о дверь.

Тишина. С каждой минутой мне становилось все страшнее: именно из-за этого — из-за пустоты, отсутствия действия…

Наконец я забилась в самый дальний угол камеры и, обхватив колени руками, замолчала.

Колдун, похитивший меня в Джинглберри, был мне незнаком. Но шрамы на лице и красный костюм напомнили мне рассказ пурлушема: заклинатель, пришедший по душу рёхха-павлина, выглядел именно так после нападения Врага.

Шли часы. С легкими хлопками факелы в коридоре один за другим потухли, погрузив меня в темноту.  Мне казалось, что с каждой минутой шрамы на моей спине становятся горячее, будто плавятся. Но я не знала, в чем причина: в моем страхе или в том, что Враг действительно где-то рядом…

Забавно: в какой момент в моей голове он стал Врагом с большой буквы? И что ему надо? Ведь прежде охота на нас сводилась к желанию немедленного убийства.

И очень интересно, как там Тилвас и Мокки. Они знают, что меня похитили? По идее да: Фехху был свидетелем. Но также есть вариант, что Мокки успел проснуться и, ненавидя весь мир и себя в особенности, свалил в неизвестном направлении прямо через окно: тогда Бакоа может и не подозревать о случившемся.

Я не уверена, что Тилвас станет искать его.

А меня? Меня станет?..

Да. В этом я не сомневалась. Как минимум, я нужна ему для ритуала подселения: я — лучший кандидат из имеющихся. Мокки не сможет помочь ему, как бы ни хотел, а поймать для роли какого-то левого танцора и акробата — не вариант. Ни за какие деньги чужой человек не сможет сделать все с нужной степенью хладнокровия и самоотдачи.

(Кажется, я до сих пор не рассказала вам, в чем будет суть ритуала. Что ж. Терпите, расскажу потом. Если доживу до него).

Тилвас Талвани. Любопытно, а с каких пор я настолько не чужой человек артефактору, что всех прочих считаю неподходящими для ритуала? Как так случилось, что за время нашего путешествия самоуверенный аристократишка оказался тем, чью жизнь я собираюсь агрессивно спасать, если надо — ценой собственной?

Так. Стоп. Последняя мысль только что стала откровением и для меня тоже. Пока не произнесла — и не думала об этом. Клянусь.

То ли моя драматургическая душонка просто жаждет уже сдохнуть наконец ради какой-нибудь великой цели. То ли я так мало общаюсь с людьми, что первый же незнакомец с похожим прошлым умудрился вызвать у меня стойкую привязанность. То ли мне действительно близок Талвани.

И я не имею ввиду в узком романтическом смысле. Я имею ввиду: глобально. По-настоящему.

Мне важен Тилвас. Кажется, это нужно признать, и чем быстрее, тем лучше. Не так много элементов этого мира имеют свой уголок в моей циничной душе: архаичная литература и густая поэтика, кольца-артефакты, рассветные пляжи, университетская жизнь, цветочная лавка Жана Герани, возможность что-то разгадывать, добывать и лгать (ограбления тут неплохо вписываются, а театральные постановки — еще лучше), память о моих друзьях и родителях, драгоценные камни, старые библиотеки, тайны, Мокки Бакоа.

И вот теперь еще Тилвас.

Ну офигеть.

Тесновато становится!

Моим размышлениям пришел конец, когда факелы вновь разгорелись, на сей раз пугающе-синим цветом, и я услышала шаги в коридоре.

Я затаилась сбоку от двери, сжимая в руках веревку. Когда дверь открылась, я напрыгнула сзади на вошедшего человека и перекинула веревку ему через голову.

— Одно движение — и я переломлю тебе шейные позвонки, — холодно сообщила я.

Человек послушно замер. А вот сзади меня раздался неприятный сиплый смех…

— Ты правда думаешь, воровка, что я бы пришел один? Слезь с него. Я у тебя за спиной.

Я обернулась. В дверях стоял мужчина в красном наряде со шрамами на лице. Человек, на которого я набросилась, оказался всего лишь типичным тюремным надзирателем, который теперь дико косился на меня из мятой униформы.