Как и следовало ожидать, пробуждение было непростым. Мне снилось, что я лежу в лодке, а вокруг плещутся волны. Меня укачивало даже во сне — что уж говорить о бескомпромиссной реальности.

Мои глаза открылись еще до того, как я вспомнила, чем закончился вчерашний вечер, и я моргнула, глядя на разрушения, постигшие гостиничную комнату.

Мокки лежал, положив одну руку под щеку, другой вцепившись в ворсистый мягкий ковер. Костяшки его пальцев побелели, а между бровей залегла морщинка, как будто он напряженно что-то высчитывал. Безмятежная гора перьевых подушек и одеял высилась по другую сторону от меня.

Меня затапливали противоречивые эмоции. Я мечтала задержаться в этом странно-манящем сонном царстве, но в то же время мне хотелось немедленно вскрыть черепушку Бакоа самой острой из его отмычек и спросить, о чем, прах побери, он думал и как представляет нашу дальнейшую коммуникацию?

Слышит ли он тот же звон разбившегося золотого века, что и я?

Или он всегда с ним жил? Или его золотой век кончился в Рамбле, как мой — в Зайверино, а Тилваса — в Нчардирке? Что тогда мы утратили сегодня? Или золотые века склонны к регенерации?

Ну, в одном Бакоа был точно прав: эффект выветрившегося зелья чувствуется на всю катушку, ни с чем не спутаешь.

В голове у меня гудело. Шипя, я поднялась и двинулась в сторону окна. Распахнутое ночью, сейчас оно было закрыто и плотно зашторено — кое-кто «вовремя» позаботился о приватности. Из-за уходящих в пол синих портьер я даже примерно не могла представить, какое сейчас время суток, и это меня откровенно фрустрировало.

На полпути я натянула штаны и рубашку и оглянулась через плечо. Не мираж. М-да...

Это полный кошмар, но я рада, что это случилось. И одновременно мне так обидно, что оно уже в прошлом... Рано или поздно это должно было произойти — или бездарно сойти на нет с учетом обстоятельств. Ведь нельзя вечно жить предчувствием и предвкушением. У возможностей тоже есть срок годности, а поменять розданные карты все равно нельзя, и в этом плане... Да, мы выжали максимум из ситуации.

При виде сумрачной комнаты, перьев, белеющих тут и там, и поблескивающего в темноте флакона духов, упавшего с полки, мое сердце болезненно сжималось. Всё это было до странности красиво, и мне вспомнились Патрик с Клариссой, двое из моих университетских друзей.

Случившееся было бы очень в их духе. Они всегда были такими — увлекающимися: превращали свою жизнь в рассыпающееся искусство, пропитанное отвращением к повседневности, и обставляли свои миры с такой меланхоличной роскошью и восхитительным равнодушием к общепринятым нормам, что оставалось только удивляться. Драматургия в каждой реплике. Эксперименты и нетерпеливое эстетство. Подойдешь на шаг ближе, останешься в их дортуаре после заката — и всё, тебя унесет куда-то в тенистую область, имеющую мало общего с реальностью.

— Главное, чтобы было интересно, — всегда говорил Патрик, любитель бархатных халатов и шолоховской поэзии. — А что большинство боится —  что ж, быть большинством как раз неинтересно. 

Я скучала по ним. По их голосам. Манерам. Шуткам. Ужасно Серьезным Спорам.

Не разорви их Дерек на десятки кровавых кусков, Патрик и Кларисса аплодировали бы мне сейчас.

Меня замутило, и я рывком раздвинула шторы. Судя по ослепительно-лимонадному свету, льющемуся с западной части небес, по времени было никак не меньше трех пополудни. Милый садовник вовсю махал тяпкой у гостиничной клумбы, пара девушек в шляпках сплетничали в летнем кафе, на углу улицы стояла дорогая карета – кажется, кто-то приехал за покупками вон в тот салон «Изысканных шелков и затей»…

Увидев в оконном стекле свое растрепанное отражение, резко контрастирующее с миленьким провинциальным городком, я тихо выругалась и на цыпочках направилась к двери.

Свежий, пахнущий лимонами и печеньем коридор простирался в обе стороны. На первом этаже был слышен смех и разговоры постояльцев: в это время Фехху и Зармирка подают им чай и пирожные на тонком фарфоре.

Я застыла у лестницы, думая, как быть. Являться в таком виде в обеденный зал не хотелось, но и возвращаться не вариант. Я решила прокрасться в общую ванную, гадая, смогу ли раздобыть точную копию разбившейся ночью маг-сферы, и если да, то как быстро. Я не хотела, чтобы Фехху и Зармирка пожалели о том, что по-приятельски поселили меня в лучший номер.

— А мы не зря по-приятельски поселили тебя в лучший номер, да? — вдруг рассмеялись у меня за плечом, и я чуть не кувыркнулась с лестницы: услышать свои мысли со стороны всегда бывает неожиданным, особенно в такой ситуации.

Зармирка в светлом платье и фартуке успела схватить меня за плечо и вернуть обратно в вертикальное положение за какую-то долю секунды. Во второй руке она держала поднос, уставленный крохотными чайными чашечками, — он даже не дрогнул от этого маневра. Вот что значит старая бойцовская школа.

Пухленькая хозяйка гостиницы окинула меня оценивающим взглядом. Ее каштановые кудри были подвязаны пестрым платком.

— Сейчас отнесу этот поднос дорогим гостям из Пика Волн — ваши соседи, кстати, говорят, не выспались почему-то, — и налью тебе крепкого зеленого чая. Я хочу все знать.

— Нет, — сказала я.

— Не спорь со старшими, Джеремия Барк.

— Все равно нет.

— Как насчет бесплатной ночевки завтра?

— Нэйхт. Натти. Норген. Ноупэ. НЕТ, — пролистнула я свой лингвистический словарь.

Зармирка усмехнулась.

— Тебе повезло, юная леди, что Фехху спит в берушах. Ты ему вчера сказала, конечно, что не заинтересована в спокойной жизни, как у нас, но… Думаю, он все равно бы удивился. Впрочем, в некоторым смысле ты последовала его совету, так что…

— Зармирка, а можно мы сразу перейдем к этапу чая? По всем правилам чайной церемонии?

— То есть молча? Какая коварная Джеремия Барк!... Эй, ты чего? — нахмурилась она, увидев, как я побледнела.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Чай.

Я забыла выпить чай вчера вечером. Тот, который заглушает мой след для врага.

Сколько часов прошло с последней «дозы»?..

Извинившись перед Зармиркой, я побежала обратно в комнату. На полпути выругалась и развернулась: чай же хранился у Тилваса, я хотела выпить его еще когда мы рисовали схему, но паучки оришейвы помешали.