– Сожалею, что вы так худо поняли меня, – возразил Шарль Сансон. – Я уже имел честь сказать вам, сударыня, что отказываюсь от всякого вознаграждения и что, к несчастью, не могу ничего сделать для господина графа де Горна.

– Перестаньте! Не лицемерьте и не жеманьтесь, – сказала молодая женщина, возвращаясь к своей прежней необузданной энергии отчаяния. – Я знаю, где нахожусь. Итак, хочешь ли ты знать мое имя. Я маркиза де Парабер и меня считают любовницей регента. Я не хочу, чтобы этот молодой человек погиб! Слышишь ли ты это!

Шарль Сансон поклонился.

– Маркиза, дни жизни графа де Горна, к несчастью, не находятся во власти вашего покорнейшего слуги, хотя провидение и избрало меня, недостойного, орудием пресечения жизни, обещавшей такое блестящее будущее. Буду сожалеть вечно, что должен буду невольно причинить вам это огорчение. Перестаньте, прошу вас, говорить о вознаграждении. Ни мое положение, ни характер не позволяют принять его, и я не хочу, чтобы мое поведение было омрачено хотя бы малейшим пятном такого рода.

Маркиза с удивлением посмотрела на моего предка.

– Говорят, что вы люди, запятнанные кровью, и что только жажда денег вооружает вашу руку и побуждает вас убивать себе подобных. Прощайте, сударь, я помню ваше слово и не забуду обещания; в торжественную минуту, когда будет оказана какая-либо помощь господину Горну, то вы не будете препятствовать правосудию Бога, оно, кажется, имеет более прав, чем правосудие короля… или скорее – господина регента.

– Увы, милостивая государыня! Я ежедневно умоляю Всевышнего, чтобы Он принял меня в царство свое. Я скоро завершу свой путь земной.

Маркиза хотела удалиться, но вдруг остановилась как бы пораженная предчувствием, и, приблизившись к Шарлю Сансону, сказала с невыразимым ужасом.

– Однако если я ошиблась в своих надеждах, если в числе знатных лиц, принимающих участие в спасении несчастного ребенка, в жилах которого течет их же кровь, не найдется ни одного достаточно ловкого человека, которому удалось бы подкупить его тюремщиков ценою золота, или довольно храброго для освобождения несчастного осужденного с оружием в руках, если ненавистная полиция Дюбуа уничтожит все меры, принятые для его спасения, если бы, наконец, пришлось обагрить вам меч кровью этой невинной жертвы… обещайте мне шепнуть ему на ухо мое имя раньше, нежели он перейдет в вечность. Скажите ему, что я старалась, умоляла за него до последней минуты, что сделала все для его спасения и что никогда его не забуду.

Маркиза зарыдала.

Милостивая государыня, – отвечал мой предок, – ваши желания будут исполнены в точности, и если по воле Господней граф де Горн погибнет от этой руки, то она же передаст вам память о нем.

– О! Благодарю, благодарю вас! – воскликнула госпожа де Парабер вне себя, убегая из комнаты.

Через несколько минут раздался шум коляски, ехавшей по улице д’Анфер, и Шарль Сансон отправился снова в сад, где продолжал свою столь печально прерванную прогулку.

Часть X

Система Лоу

Граф Антуан Жозеф де Горн, о котором мы говорили, происходил из княжеского рода и был в родстве с самыми знатными лицами Европы. Потому весть, что он арестован и заключен в тюрьму за двойное обвинение – в грабеже и убийстве, привела к общему удивлению. Но прежде чем я приступлю к описанию подробностей этого необыкновенного происшествия, которое к тому же еще не вполне разъяснено до сих пор, мне хочется бросить взгляд на то время, когда оно случилось, потому что эта эпоха представляет одно из интереснейших явлений в нашей истории.

Ничто не ново под луною. Видя в наше время со всех сторон желание как можно скорее обогатиться, моралисты, занявшиеся указанием пагубных последствий этих стремлений, казалось, смотрели на это, как на новый факт, и полагали, что лишь в нашем столетии начали поклоняться золотому руну. Они забыли о многих эпохах и, главное, о той, в которую случилось описанное мною происшествие.

Один иностранец, выходец из горной Шотландии по имени Лоу, ловко воспользовавшись затруднительным состоянием финансов, сумел приобрести расположение и доверие регента, и, благодаря этому могущественному покровительству, разработал теории, которым суждено было не исчезнуть, а, напротив, принести роскошные плоды впоследствии. Весьма справедливо один умный, проницательный, знаменитый писатель, столь же замечательный историк, как и оратор и государственный чиновник, считал Лоу основателем народного кредита. Компания Миссисипи, акции которой имели высокий курс и ходили как наличные деньги, хотя и представляла что-то нестройное и несовершенное, но в ней заключался зародыш Французского банка и кредитных билетов, которые в настоящее время служат деятелям всех торговых оборотов, сделок и обширных финансовых систем, которые впоследствии обогатили государство.

Необходимо прибавить, что она была первым из частных обществ, утвержденных правительством. Невольно возникает вопрос: что было результатом их влияния на производительные силы страны – вред или польза. Мы видели, что уже два раза, особенно в начале этого столетия, политические предубеждения начинали утихать и уступать место непреодолимому стремлению умов к спекулятивным предприятиям. Экономические начала, зародыш которых заключался в смелой выдумке Лоу, послужили основанием более совершенных форм, соответствующим нашему времени, и дали толчок ходу дел, разоблачив богатство общества.

Когда нравственность и здравый смысл уступают пагубным влияниям страсти к обогащению, то человек теряет все свои достоинства и чувства приличия. Он попадает в первую западню, расставленную для преобладающей в нем страсти, и потому мы стали свидетелями беспорядков, которые уже невозможно исправить. Напрасно из самых разнообразных мест шли протесты против страсти к наживе.

Во всяком случае, повторяю, что вовсе не наша эпоха подала первый пример этого необузданного стремления к спекуляциям. Регентству в эпоху первых опытов системы Лоу нечего было завидовать. Акции королевского банка скупались обществом XVIII века, которое бросалось на все, обещавшее прибыль, с такой жадностью, какой мы не встречаем даже у наших современников. Отель на улице Кенканпуа буквально осаждали, как биржу в лучшие дни ее расцвета. Дворяне, граждане и простолюдины, духовные, судебные и военные лица, купцы, ремесленники и лакеи, знатные дамы, гражданки, актрисы и куртизанки толпились у входа в храм шотландского Плутона, ссорясь из-за акций, которые там выдавались. С этого времени начало встречаться то, что видели так часто и позже: разорившиеся господа шли пешком, а бывшие их лакеи ехали в экипажах. Всем известна история горбуна, обогатившегося только тем, что подставлял свою спину для писания этой нетерпеливой толпе. Разве этот полишинель барышничества не представляет предка корпорации маклеров?

В эту-то минуту общего сумасбродства молодой граф де Горн, отставной