Остальные вроде держались, хотя Арина сильно опасалась, что их тоже начнет трясти – после того как сами и убивали, и под смертью побывали; порты чуть не до колена в кровище угваздали, когда по мосту шли, да и потом не легче пришлось: погибшие на выселках – и им родня.

Но вроде обошлось. Хоть и грешно такому радоваться, но помогло то, что почти все они и нападение на родную весь, и гибель близких, и полон однажды уже пережили. Сама Арина крепилась только из-за девчонок – невместно наставнице на глазах у воспитанниц расползаться киселём! – да старалась не думать о том, в кого ее стрелы попадали в толпе. И только разобралась с Проськой, как вдруг накрыло Андрея!

Он, разумеется, и виду не показывал, что ему худо. Просто в сторонку отошел, враз побледнел, как снятое молоко, и стал по стеночке сползать! Хорошо, она увидела, кинулась, подхватила, а там и мужи подбежали – помогли завести в дом, снять доспех и уложить. Осмотрела его – нет, не ранен! Ну, не от переживаний же его так повело, чай, не девка!

Хорошо, быстро в себя пришёл, дали ему какого-то укрепляющего отвара, но слабость его настолько скрутила, что рукой шевельнуть не мог, не то что встать. Прокоп с Макаром, правда, Арину успокоили, сказали, что Немой просто не рассчитал сгоряча своих сил. Рановато ему пришлось воевать после ранения: мало того, что мечом и кнутом намахался так, что иной здоровый с ног свалился бы, да еще потом и телеги переворачивал, и раненых носил… Вот и не выдержал.

Настена, когда вернулась и его оглядела, то же самое подтвердила, хоть и ругалась при этом – и Корней бы, наверное, позавидовал. Велела неделю лежать, не вставая, есть побольше потрохов, да еще пару недель чтобы даже не думал за что-то тяжелое браться. Потихонечку расхаживаться надо.

А потом отволокла Арину в какой-то закуток и зашипела на ухо не хуже гадюки, которой на хвост наступили:

– Не вздумай к нему пока с любовью приставать! Погоди пару недель – соври чего-нибудь, коли сам полезет. Это дело у мужей силы забирает не меньше, чем война, поняла? Чего смутилась? Я дело говорю. Знаю я вас – после боя-то потянет, небось… После смертей всех к жизни тянет.

Арина аж губу закусила. Не от смущения, нет, – по больному Настена попала! И в крепости, и в Ратном, наверное, все давно были уверены, что они с Андреем живут как муж и жена. А вот и не было ничего еще! Не было и все тут! И не потому, что она противилась – не дура же, тем более все давно для себя решила.

Похоже, Андрей до сих пор не мог поверить, что счастье возможно, и боялся привыкнуть – вдруг оно исчезнет? За руку держал, обнимал, к волосам губами прижимался, случалось, смотрел так, что у любой женщины сердце бы ёкнуло. И всё! Хоть плачь! Но не Настене же сейчас про это рассказывать, тем более что она права – разбирает-то как! И именно после боя! Если бы он в силах был – сама бы его на сеновал потащила, ей-богу! Сколько дурака-то валять можно? Живые же оба… Но, видно, не судьба, опять ждать придется. Поэтому Арина только кивнула лекарке – пусть думает, что хочет, в конце концов.

* * *

Село, приходящее в себя после бунта, гудело до позднего вечера. В крепость послали гонца с известием, что отбились, но до завтра задержатся в Ратном – не в ночь же уходить! Кроме того, следовало дождаться возвращения воинов от болота, да и вообще помочь разобраться с бунтовщиками.

Холопов, собранных после боя на лугу перед воротами, и тех, кого отловили позже в лесу, связали да заперли в погребах и закутах понадежнее. Некоторые сами пришли, правда, уверяли, что они-де в бунте не участвовали – убежали с выселок, когда там началась резня, и прятались в лесу с семьями, чтоб их за болото не угнали. Правду говорили или себя выгораживали, предстояло выяснять. Ещё важнее было выяснить, все ли пришлые вои, которые командовали бунтовщиками, убиты или какие-то ушли, а то, не приведи Господи, среди остальных холопов затесались.

Так что пока под охрану посадили всех. Сторожили их вначале отроки, что прибыли из крепости, а к вечеру вернулись из леса ратнинские мужи с мальчишками. Аристарха привезли без памяти, но живого. Настена не обнадеживала, но и не похоже, чтобы вовсе отступилась. Уж Арина-то сразу приметила: не так лекарка держалась, когда Андрея привезли, значит, рано еще старосту хоронить, хоть и порубили его сильно. Говорили, Аристарх в одиночку чуть не десяток противников возле себя держал, пока к нему помощь не подоспела. Уже раненый, до последнего мечом махал и упал, когда кровью истек.

Вот когда мужи из леса вернулись, тогда всех в селе окончательно отпустило: бабы сразу оживились и собрались возле всё того же дисовиновского подворья, языками почесать. То, что в прошедшую ночь и днём казалось ужасом, теперь вспоминали со смехом.

– А Клавдюха-то, молодуха Сидора Рыбака, чего уделала, слышали? Одна от Сиротихи отбилась. Та с ножом на них…

– Да ты что? Сиротиха же коровища здоровая, Клавдюха против нее сопля соплей. А Дарья куда смотрела?

– Куда-куда… пока она за кочергу хваталась, Клавдюха кадку с тестом вздела да той на голову! И как подняла-то? Кадка-то тяжеленная! А потом уже и помощи не потребовалось, да и не могла Дарья…

– Чего не могла?

– Да от смеха угорала, пока Клавдюха Сиротиху – с кадкой на голове и всю в тесте – бодала ухватом, что тот козёл. А сама при этом слезами обливалась – говорит, из-за тебя, сука, сколько хлеба в помои, меня матушка-свекровь убьет…

– И чего Дарья?

– Отсмеялась и насилу сноху успокоила… Ничё, слёзы бабе не в укор, главное, не растерялась! Даром, что молодая совсем.

– Ну так ратнинская же! Наших не замай!

И то, как какая-то баба с перепугу в колодец сиганула – прятаться, еле дуру оттуда достали. И каким чудом жива осталась? Как-то удачно у нее получилось там зацепиться, а как – и сама не помнила.

И то, что Лушка Безлепа совершенно неожиданно для всех проявила невиданную отвагу, рванувшись на помощь своей соседке, которая от холопок, пытавшихся добраться до ее детей, в одиночку отбивалась дрыном.

Если бы не Лушка, поди, и не отбилась бы, а та орлицей налетела, вцепилась клещом в зачинщицу и всю морду ей о бревенчатую стену избы раскровянила в блин – лупила и мутузила, пока не отобрали.

– Вот те и Лушка! Квашня квашней, а тут…

– Как за своё вцепилась…

– Так ведь и правда за своё! Она ж не кого-нибудь, а Желаниху метелила!

– Желаниху? Эт за которой она тогда по селу с кочергой гонялась и грозилась в болоте утопить?

– А то! Её кобель плешивый к той холопке давно подкатывал, а тут Лушка и дорвалася!

– Да неужто? Вот же повезло бабе! Эх, знать бы заранее – кобеля её на выселки перед походом на недельку сплавили бы погулять, так она одна всех тамошних у ворот, поди, положила бы!

– А то! И воев бы снесла мимоходом, чтоб не мешали!

– Надо будет теперь сотника просить, чтоб он её плешивца отдельно поблагодарил.