Он убивал сам – она посылала в бой своих детей и умирала от страха, он проливал кровь – она ужасалась ранам и врачевала их, он преследовал врагов, посягнувших на их дом – она оставалась в этом доме и берегла его покой, как умела и насколько хватало сил, чтобы воинам было куда вернуться. Разные во всём, сейчас на какое-то время они стали единым целым, торжествуя победу Жизни и Любви над Смертью.

Постепенно успокаиваясь, Алексей ощупал голову, придуриваясь, взвыл, дотронувшись до уха:

– И как не откусила, а, лапушка?

– Ухо – ладно, заживёт. Зато я тебе всё остальное целым оставила, – лениво парировала Анна. – Давай я его тебе поцелую, и всё заживёт.

– Что поцелуешь? Ухо? Или всё остальное?

– Ну, будет, будет тебе, охальник…

Так, перебрасываясь вроде бы ничего не значащими словами, они устроились поудобнее, Алексей подгрёб её себе под бок, прижал и, наконец, заснул.

«Ну что, Анюта, получила? Детей вырастила, не одного мужчину попробовала, а что ТАКОЕ возможно, и не подозревала. Боярыня, тоже мне – царапалась, как кошка дикая, небось, у Лёшки вся спина драная… Совсем себя потеряла. Спросил бы кто, как меня зовут – и имени своего не вспомнила бы… Ой, да ладно, себе-то не ври… Ты бы не только вопроса – и грома небесного не услышала бы. Интересно, по всей усадьбе меня слышали или нет? А-а, плевать…»

Как Алексей встал и собирался, она не слышала, проснулась уже по свету, от ойканья холопки: девка держала в руках порванную рубаху Анны и круглыми глазами таращилась на болтающиеся куски ткани.

– Ну, чего вопишь? – потягиваясь, недовольно пробурчала боярыня. – Свежую приготовь. Да не мельтеши ты! Кыш отсюда – сама позову!

«Вот, значит, чего добивался от меня Фрол каждый раз, когда возвращался из похода. Вот чего он ждал, а я… А я, дурёха, разве что сучки на потолке не считала, всё боялась в грех впасть – спасибо матушке за её наставления. Сколько раз я себя одёргивала! Ведь было же, было – ещё чуть и сорвалась бы, потеряла бы и рассудок, и память… Нет, испугалась, матушкин голос услышала, как она мне про смертные грехи талдычила – и не взлетела, как сегодняшней ночью. А ведь давным-давно могла это счастье познать. Глядишь, и повернулась бы у нас с Фролом жизнь совсем по-другому… Эх, да что теперь гадать да матушку поминать, царствие ей небесное. Сама дурой была, сама и расхлёбывала потом столько лет.

Если бы не Лавр, так до сих пор и не поняла бы, какая это радость. И не только телесная, но и духовная – если мужчина рядом правильный. Как там в Писании? «Телом своим поклоняюсь тебе…» Вот он и поклонялся…»

Воспоминания, которыми ни с кем не поделишься, но от того не менее сладкие… Счастлива женщина, у которой они есть, даже если того самого мужчины давно нет рядом, а порой и вообще уже нет на свете. Эти воспоминания накапливаются по крупицам – у кого-то за несколько встреч, у кого-то за долгие годы, и потом бережно перебираются до конца жизни, с улыбкой или слезами – как получится. Бывает, что и с тем, и с другим одновременно. И говорит тогда своим внучкам сморщенная бабка: «Ах, какая у меня любовь была! Жаль, он, дурачок, помер рано».

Анне пока некого было вспоминать со слезами – разве что Фрола, и то больше с досадой на свою глупость, зато она перестала прятать от самой себя радость и счастье, пусть и недолгое, которое подарил ей деверь, перестала стыдиться их. Сознательно, без стеснения, положила первые крупицы сладких воспоминаний в ларец памяти. Страх позорного разоблачения истаял, осознание греховности этой связи ушло после слов Татьяны, даже боль от потери ребёнка понемногу притупилась со временем. И хоть пламя страсти отгорело, однако от него остался не седой пепел или чёрные угли, а яркие искры, тепло которых согревало душу, а вспышки разгоняли мрак тяжёлых и горьких воспоминаний – каждой женщине судьба отмеряет их, не скупясь.

«Телом своим поклоняюсь… Совсем недавно мы с Лёшкой наперебой повторяли друг другу эти слова из Писания… Вроде и ощущала я себя тогда свободной, а сейчас понимаю – не то. Не до конца. Что-то держало, заставляло не только говорить вполголоса, но и чувствовать так же – не в полную силу. Да и сейчас наверняка не до конца понимаю – так, только начала осознавать… Потому и слова Нинеи тогда мимо меня пролетели: такое только после собственного опыта доходит…»

* * *

– До сих пор терзаешься, что все знают про тебя и Лавра?

Вопрос волхвы застал Анну врасплох: ведь совсем о другом говорили, все больше о боярском, а тут старуха словно кипятком в лицо плеснула. Даже Арина вздрогнула и сочувственно покосилась на боярыню, видно, тоже не ожидала, что Нинея при ней о таком языком брякнет. Впрочем, волхва не «брякает», а изрекает, и если уж вытащила потаенное наружу, да еще при свидетельнице, значит, сделала это нарочно. Но зачем? Не косточки же собеседнице перемывать – чай, не у колодца.

А Нинея, насмешливо поглядев на Анну, зардевшуюся не столько от стыда, сколько с досады, только пренебрежительно махнула рукой:

– Брось! Пустое! И хорошо, что знают! То, что этот петух туровский, приказчик брата твоего, перья распустив, вокруг тебя хороводился у всех на виду – тоже хорошо! А то, что Мишаня ему потом морду набил – еще лучше, и неважно, что не из-за тебя, а за дело. Кабы не было такого – впору слухи самой пускать у колодца, а тут сынок тебе будто нарочно подгадал.

Вот взгляни на Корнея – чем он берет? Тем, что он среди мужей первый. Не только как воин – в нем мужское начало, мужская сила проявляется сильнее, чем в других, потому они его за вожака и признают. Да-да, и не кривись – для мужей это важнее, чем тебе кажется. Ты от кого-нибудь из односельчан слыхала хоть слово неодобрения из-за Листвяны? Наоборот, завидуют, хотя вроде бы обычное дело – подумаешь, еще одна полонянка. Но она сама его выбрала – старика, калеку одноногого, и помяни мое слово: если придется, она любому его врагу в глотку зубами вцепится, из последних сил прикроет. Не потому, что он воевода и боярин – просто такова его мужская сила. Потому он мужским миром и правит.

А твоя сила – женская. Тебе женский мир возглавлять и им управлять. И в тебе женское начало должно точно так же проявляться – чтобы у всех, кто на тебя смотрит, дух захватывало! Так, чтобы никому в голову не пришло усомниться в твоем праве стоять рядом с вожаками и почти на равных с ними дела вершить.

Под твоей рукой уже сейчас полторы сотни сыновей ходит, а скоро ещё добавятся. Вот и почувствуй себя наилучшей матерью среди матерей! Не бери пример с мужей, что бы они тебе не говорили. Не мужеское в себе пестуй, а превзойди всех баб женским началом – тогда и женским миром так же сможешь править, как Корней сотней. Мало того – женский мир и оружием, и опорой тебе станет. Тогда и в обычных бабьих делах в твоем праве никто не усомнится.

Запомни: тебе – можно! С Алексеем не вздумай даже мысли про грех допускать! Это твое ПРАВО, право лучшей бабы – во всем лучшей! Не он тебе свет в окошке, а ты ему. Об этом всегда помни – тогда и он в это поверит. И тогда никто даже не помыслит, что тебе такое невместно: шипеть в спину станут, злостью и завистью изойдут, но – не усомнятся!