еще немного поотбивалась, но голова была ватной, а тело слушалось плохо и как будто затекло. Движения выходили вялыми и замедленными. Из калитки вышла еще женщина, та толстая тетка с ногами-тумбами, которая вместе с бабкой приезжала тогда за Леночкой. Она и Крыса буквально занесли Катю в калитку – та только вяло перебирала ногами по утоптанному снегу и дернулась, когда за спиной грохнул засов.

Двор она особо не разглядела. Пространство от калитки до крыльца было отгорожено от остального участка какими-то сараями или заборами, где-то гулко бухала собака. Крыльцо высокое, с перилами и козырьком, стены обшиты сайдингом, небольшие окна смотрят на двор пластиковыми стеклопакетами. По лестнице Катя шла уже сама. Две массивные двери, железная и деревянная, темная прихожая между ними – «Сымай ботиночки, Катерина, сымай, в доме полы намыты!», – а потом совершенно обычный коридор, как в городской квартире. Обои с павлинами, гарнитур из ДСП, чахлый фикус в углу на подставке. Здесь с Кати стащили куртку и шапку. Потом кухня, неожиданно просторная и хорошо обставленная, со встроенной техникой и подсветкой. В кухне было два окна: одно выходило на забор, за которым молчаливо стояли сосны, другое – на двор с хозяйственными постройками.

Катю усадили в угол мягкого дивана, поставили на низкий журнальный столик блюдо с пирожками. Толстая тетка принесла чайник, налила чай в чашку с блюдцем. Желудок зверски урчал, от сытного запаха сдобы мутило.

– Кушай, кушай, Катерина! – Наталья Степановна уселась напротив в низком деревянном кресле, не снимая шали. – Пирожки свеженькие, не бойся. Ты что квелая-то такая? Свет, ты, никак, уже дала ей чего?

– Что надо, то и дала, – буркнула Крыса. Она сидела на диване слева от Кати, выпрямив спину и по-ученически сложив руки на коленях, и казалась сейчас не стервой-хирургичкой, грозой всего колледжа, а вздорным недорослем, который исподтишка огрызается на старших.

– Ну дала и дала, так оно даже и лучше, да? Зачем нам эти нервы? Молодежь сейчас такая нежная пошла, пальцем тронь – закачается…

Катя, как во сне, взяла пирожок и откусила кусочек. Рот тут же наполнился вязкой слюной, к горлу подкатил ком.

– Глотайте, Чернова, – хрипло приказала Крыса, внимательно за ней наблюдая. – Если вас стошнит на диван, убирать будете сами.

Катя с усилием проглотила кусок. Потом еще один. Буря в желудке постепенно улеглась, даже в голове как будто немного прояснилось.

– Во-от, другое дело, – удовлетворенно кивнула Наталья Степановна. – Чайком запивай, так оно мягче пойдет!

Катя вздрогнула и покосилась на чашку.

– Ну чего ты дичишься-то, Кать? – вступила в разговор толстая тетка. Как же ее звали? Маруся, кажется? – Мы тебя ведь не обижаем? И ты нас не обижай, кушай, когда угощают!

– Я… – Катя понимала, что нужно защищаться, нужно что-то говорить, но мысли были тяжелыми и неповоротливыми, как и язык. – Я не пойду…

– Куда не пойдешь? – Маруся удивленно огляделась вокруг. – Тебя ж никто и не гонит! Сидим, чаек пьем.

Она растянула губы в приторной улыбке. Наталья Степановна, откинувшись на спинку кресла, тоже внимательно наблюдала за Катей.

– Я не буду пить ваш чаек! Он… – Катя судорожно искала слово. – Он… он… он успокаивающий!

– Господь с тобой, Катерина! – всплеснула руками Наталья Степановна. – Конечно, успокаивающий! Ромашка и мята, летошний сбор. Ну, хочешь, я из твоей чашки отопью?

Она наклонилась, дотянулась до Катиной чашки, ухватила ее морщинистой рукой, похожей на птичью лапу, и поднесла к губам. Катя смотрела, как старуха делает глоток и ставит чашку обратно на блюдце.

– Ну что? Убедилась, что никто тебя травить не собирается? – поинтересовалась Маруся. – Ох, какие мы подозрительные, спасу нет!

– Да это она не сама, – Наталья Степановна тоже взяла с блюда пирожок, повертела его перед глазами и откусила, – это ее запугал кто-то. Да, Катерина? Давай рассказывай!

– Она с Кочергой пообщалась, – брезгливо вставила Крыса.

– Матушки мои! – Старуха прижала руку к укутанной в шаль груди. – С наркоманкой-то?

– Ну и зачем ты с такими людьми общаешься? – Маруся села на диван справа от Кати и тоже налила себе чаю. – Тебе что, одногруппниц мало? Нашла с кем дружбу водить!

– Теперь все ясно, – вздохнула Наталья Степановна. – Марусь, налей-ка и мне чайку, разговор долгий будет.

Катя тоже потянулась за чашкой. Понюхала прозрачную янтарную жидкость – и правда, пахнет мятой и ромашкой. Никакой приторной сладости, о которой она слышала от Кочерги и Леночки. Наталья Степановна уютно щурилась в кресле напротив и лицом неуловимо напоминала Кате Елену Алексеевну – то ли разрезом глаз, то ли узором морщин вокруг них. Ах да, они ведь родственницы: Елена Алексеевна ей… внучка, так ведь?

– А можно мне воды?

– Можно. – Старуха поджала губы, сразу растеряв весь приятный вид. – Мне воды не жалко. Но чай-то вкуснее. Ничего в нем такого нет, чего ты себе навоображала.

Крошечная пожилая женщина в кресле напротив совсем не походила на коварную отравительницу. Кате стало неловко и стыдно. Она взяла чашку и, зажмурившись, сделала глоток.

У чая был вкус лета, нагретого солнцем цветочного поля, беззаботных школьных каникул на бабушкиной даче… Катя почувствовала, как узел, будто затянутый у нее на шее, немного ослаб, и она в один миг ощутила и мягкость дивана под собой, и тонкий фарфор чашечки в руках, и даже вкус пирожка. Он оказался с картошкой и грибами, а она даже не заметила, пока жевала, надо же.

– Ну все? Успокоилась? – хмыкнула Маруся, заставив Катю дернуться.

– Отлезь! – цыкнула на нее Наталья Степановна. – Ну что, Катерина, теперь расскажешь, чего напугалась? Чего тебе там Машка наврала?

Теперь Катя чувствовала себя довольно глупо.

– Ну, в общем, – начала она, облизнув пересохшие губы. – Она сказала, что вы… заставляете девушек…

– Кого заставляем? Никого не заставляем, – перебила ее Маруся. – Веревками не вяжем, ружьем не грозим!

– Маруся, ты помолчала бы! – Голос Натальи Степановны стал строгим. Маруся закатила глаза и впилась зубами в пирожок.

– Давай я лучше сама тебе расскажу, что тут у нас как, – мягко предложила Наталья Степановна. – А ты потом у меня спросишь, если что непонятно тебе будет. Лады?

Катя кивнула. На нее накатило какое-то обреченное спокойствие. «Говорила мне бабушка, – подумала она, – втянет меня Леночка в беду». Похоже, она сказала это вслух, потому что Наталья Степановна опять всплеснула руками.

– В какую беду, Катерина? Ты меня послушай сначала, а потом уж причитать начинай, если захочется!

– Да я… – Голова опять закружилась, и Катя откинулась на спинку дивана. Стало легче. Наталья Степановна с одобрением проследила за ее движениями.

– Ты уж поняла, наверно, что мы здесь на земле живем и от земли зависим. – Голос старухи окреп, и она заговорила медленнее – видимо, приноравливаясь к тому, что придется говорить долго. Хотя ее окающая речь была плавной, даже напевной, сразу стало ясно: эта женщина привыкла, что ее слушают и не перебивают. – У всех, кто от земли кормится, свои традиции, обычаи, – продолжала Наталья Степановна. – И у всех они разные. У нас такие обычаи тоже есть. Их немного, конечно. Не так, как было два века назад. Тем не менее они строго и тщательно соблюдаются. Один из таких обычаев связан с плодородием. Да ты бери еще пирожок, не стесняйся.

Катя взяла пирожок и снова начала жевать, уже спокойно запивая его чаем. Рассказ Натальи Степановны напоминал ей школьный урок истории.

– В старину у людей были разные обряды плодородия. Приносили богам в жертву часть урожая, например. Так было везде, и мы тоже так делаем. Но чтобы было что принести, нужно что-то посеять, а потом вырастить и собрать. Для посевной были свои обряды: люди ходили парами в поля и миловались, как бы оплодотворяли землю, понимаешь?

Катя кивнула, заслужив улыбку и одобрительный ответный кивок.

– У нас обычай чем-то похожий. Каждый год мы выбираем от общины парня и девушку. Они встречаются в самую длинную ночь года, чтобы поделиться своей любовью с нашей землей, зарядить ее плодородием. Для этого праздника, зимнего обряда, мы построили в лесу специальный дом…

«Липатовы построили дом…»

Шепот Кочерги прорвался сквозь пелену Катиного умиротворения, и тонкие волоски на руках зашевелились.

– Что, Катюша? – старуха ласково улыбалась ей, но глаза цепко щурились.

«Избушку… на курьих… ножках!!!»

Катя ойкнула и дернулась, пытаясь встать. В голове опять помутилось – и она плюхнулась обратно на диван, чуть не выронив чашку.

– Да что такое, Катерина? – воскликнула Наталья Степановна. – Света, помоги!

Крыса тут же выхватила у Кати чашку и поставила ее на стол.

– Чернова, что с вами? В туалет нужно?

– Марусь, проводи, – засуетилась Наталья Степановна. –