забрали. Как раз на первый взнос и компьютер осталось, ну там сумма-то небольшая в итоге, лет через десять уже и выплатим. Я про общежитие даже не думала, Кать! – Мама частила, будто боясь не успеть. – Чтобы он опять в плохую компанию попал? Нет уж, пусть живет один – чтобы никакого влияния улицы в этих общагах…

Катя трясущимися руками нажала на сброс. Через секунду телефон замигал новым вызовом.

– Ну-ка дайте мне сюда.

Крыса опять сбросила скорость, прижалась к обочине и совсем остановилась. Перегнувшись через сиденье, она выхватила у Кати из рук телефон и выключила его.

– Мне тут ваши истерики не нужны, – буркнула она. – Потом заберете.

Она бросила мобильник в бардачок и снова взялась за руль, выжидая, пока колонна грузовиков проедет мимо и можно будет вернуться на полосу.

Душно, господи, как же душно!

Катя почувствовала, что ее сейчас вырвет, если она не сделает хотя бы глоток свежего воздуха. Почти на ощупь она нашла кнопку, опускающую стекло, и принялась изо всех сил на нее давить. Стекло не реагировало.

– Что вы там возитесь? – недовольно оглянулась Светлана Геннадьевна. – Окна заблокированы, нечего грязь по трассе собирать.

– Мне… мне… – забормотала Катя, – душно…

– Да что вы там мекаете, Чернова?

Катя глубоко дышала, стараясь поймать последние крохи воздуха.

Светлана Геннадьевна тяжело вздохнула и заглушила мотор. Открыла бардачок, пошарила там, чем-то зашуршала, забулькала. Вышла из машины и рывком открыла Катину дверь.

– Вылезайте! Ну!

Катя вылезла. Холодный воздух, смешанный с бензиновым выхлопом, тут же ударил в голову, и она зашаталась, как пьяная.

– Вы что, не завтракали?

– Н-нет, я… Я не успела, просто Леночка… Лена, она…

– Тошнит? – деловито прервала ее Крыса. – Или перестало?

– Вроде… вроде перестало. – Катя дико оглядывалась по сторонам. Грузовики проехали, и стало немного тише.

– Тогда пейте. – Крыса сунула в руку Кате бутылку с водой и маленькую белую таблетку.

– Что это?

– Успокоительное.

– Зачем?

– Чтобы вы мне свои сопли на сиденье не мазали! – Крыса закатила глаза. – У нас есть дело, которое надо делать. Пейте.

Катя послушно положила таблетку на язык и запила минералкой.

– В туалет не надо? – сварливо осведомилась Крыса, заталкивая ее обратно на сиденье и пристегивая ремнем. – Я чувствую себя нянечкой в детском саду. Все потребности закрыли, Чернова?

– Д-да. – Язык все еще заплетался, и для внятности Катя закивала.

Светлана Геннадьевна закрыла Катину дверь, села в машину и повернула ключ зажигания. Мотор завелся, и они снова выехали на дорогу.

– Что там у вас случилось? – внезапно спросила она.

– Н-н… мама, – так же внезапно вырвалось у Кати.

– Что – мама?

– Она… Мне бабушка оставила квартиру, – начала сбивчиво объяснять Катя, – а брат угодил в тюрьму: попался… на нехорошем. И…

– Все ясно, – усмехнулась Крыса, не поворачивая головы. В зеркало Катя видела ее прищуренные внимательные глаза в обрамлении густо накрашенных черным ресниц. – Старшую дочь принесли в жертву интересам семьи.

– Да я не… Я… Ладно, пусть, но… Оказывается, там остались какие-то деньги и…

– И?

– И мама купила… купила квартиру…

– …Брату, – закончила за нее Крыса. – Ну что ж, логично. Она надеется, что вы выйдете замуж и квартира вам не понадобится.

Катя не ответила. На нее накатило тупое непробиваемое спокойствие, снова потянуло в сон.

– Надо было вам так и сделать, – вдруг снова заговорила Крыса. Мотор гудел, машина набирала скорость, она не оборачивалась, но Катя хорошо ее слышала. – Какой из вас врач? Вы что, думаете, для ветеринара главное – быть добреньким и убогих жалеть? Врач должен быть разумным, ответственным, уметь принимать решения. Решения принимать, Чернова, а не идти у других на поводу. Вы куда там собирались, в консерваторию? Не поступили и пошли туда, куда без экзаменов брали. Прекрасно! Нормальный человек вернулся бы домой, подготовился получше и на следующий год поступил, куда собирался. Но это нормальный, у которого воля есть. А безвольные, вроде вас с Хорошиловой, только болтаются, как говно в проруби. Куда толкнут, туда их и несет. Неудивительно, что вы сдулись на третьем курсе, – жизнь вообще не для вас. Надо было сразу после школы выходить замуж и сидеть на кухне. Пеленки гладить! – Последние слова она прямо-таки выплюнула, вцепившись в руль.

Катя могла бы сказать, что, при всем своем безволии, это именно она едет сейчас с Крысой спасать неизвестную ей девчонку от сектантов, но у нее не было ни сил, ни желания спорить. Она привалилась к дверце, прижалась лбом к стеклу и наблюдала, как грязно-белые поля за окном сменяются околками царапающих небо голых берез. Крыса права: всю жизнь она живет по указке других. Попробовала дернуться один раз с этой консерваторией – и вот что вышло. «Наверное, и помру так, – мрачно хихикнула она про себя, – когда скажут». Почему-то эта мысль очень ее развеселила, она мелко затряслась и сжала губы, стараясь подавить неуместный смех. Крыса покосилась на нее в водительское зеркало, но почему-то промолчала.

Трасса повернула, пошла под уклон. Машина вильнула на развязке, прогрохотала по железнодорожному переезду, и по сторонам замелькали дома. Несколько панельных девятиэтажек, хрущевки, частный сектор, снова поля и лес вдалеке. Теперь Катя узнавала дорогу, по которой тряский автобус вез их с Викой в Сергеево. Крыса вела уверенно, быстро, плотный снежный покров сглаживал ямы на дороге, ровное покачивание и гудение убаюкивало – а может, это действовала таблетка.

Потом машина свернула на проселок, как и в тот раз, засыпанный рыхлым снегом. Скорость резко упала, мотор загудел громче. Светлана Геннадьевна сжала зубы и стиснула руль. Катя видела в зеркало, как углубилась складка между ее бровей, из гладкой прически выбилась прядь и прилипла к потному лбу. Самое время было бы спросить, что надо будет делать, когда они доберутся, но лезть к Крысе в таком состоянии себе дороже. В конце концов, что сложного? Она ее высадит, покажет нужный дом. Леночка говорила, там их всего пятнадцать или двадцать – заблудиться вроде бы и негде.

Катя вяло пошевелилась, когда под колесами загремело железо моста.

– Что? Опять тошнит? – обернулась Крыса.

– Нет.

– И на том спасибо. Уже недалеко.

– Все-таки что мне нужно будет… – рискнула Катя.

– Увидите, когда приедем.

За окнами потемнело: машина вкатилась в ельник, запереваливалась по корням. Катя прилипла к окну: ей почему-то ужасно захотелось увидеть тот камень. Это ведь он якобы расцвел? Хотя на дворе декабрь, какие цветы? Ей даже показалось, что она различает между деревьями знакомое темное пятно, но они проехали мимо, не притормозив.

Минут через пять елки кончились, и Катя увидела впереди деревенскую улицу – широкую, расчищенную от снега, даже с фонарями, которые, правда, сейчас не горели. По обеим сторонам стояли дома. Довольно большие – по крайней мере, больше дачных домиков в бабушкином СНТ, – крепкие, на высоких фундаментах, и все какие-то похожие, как будто построенные одним человеком. Из некоторых труб в серое небо с голубыми проплешинами поднимались дымки, другие дома стояли тихо. Катя завертела головой. Интересно, который Леночкин? И они что, так и поедут по главной улице, у всех на виду?

Крыса как будто подслушала ее мысли:

– Пригнитесь, Чернова. Не надо, чтобы вас тут видели.

Катя послушно сползла по сиденью. Надо собраться, ведь сейчас от нее потребуются решительные действия. Хорошо бы Крыса хоть дорогу ей показала, прежде чем идти отвлекать этих теток.

Улица завернула и вдруг кончилась, неожиданно, как обрубленная. За околицей темной стеной стоял лес.

– Приехали, – уронила Крыса. – Подъем.

Машина стояла у высокого забора, из-за которого виднелась только красная жестяная крыша. Катя щелкнула замком ремня, потянулась, разминая затекшие ноги. По икрам забегали колючие мурашки.

– Чернова! Что вы там возитесь? – Крыса уже стояла у калитки, нетерпеливо на нее поглядывая. Что-то было не так. Разве Катя не должна сейчас огородами красться к дому Леночки? Или это он и есть? В таком случае не очень-то тайно они подъехали.

Катя выбралась из машины, на ходу застегивая куртку. В тот самый момент, когда она захлопнула пассажирскую дверь, за забором лязгнуло – и калитка отворилась, выпуская невысокую сухонькую фигуру, замотанную в пеструю шаль.

– Ну здравствуй, Катерина! – сказала старуха, цепко беря Катю за руку повыше локтя. – Мы тебя ждали, пирогов напекли. Голодная, поди, с дороги-то? Пойдем, пойдем, чайку выпьем.

24

Не то чтобы Катя совсем не сопротивлялась. Она уперлась ногами в землю, попыталась выдернуть руку из старушечьих пальцев – и это ей, возможно, даже удалось бы, если бы за другое плечо ее тут же не схватила Светлана Геннадьевна.

– Так, Чернова, шум не поднимаем, – прошипела она Кате в ухо. – Вы сюда ехали человека спасать или истерики устраивать?

Катя