Ох, Светлана, все твои таблетки! На травках-то оно спокойнее, мягчее…

Почему-то Катя ожидала, что ее поведут в дощатую будочку во дворе – деревня же. Но Маруся, поддерживая под руку, провела ее через коридор и открыла дверь обыкновенного городского санузла: чугунная ванна на ножках, унитаз, сбоку держатель для туалетной бумаги, над раковиной – круглое зеркало с полочками. Дверь закрылась, Катя осталась одна. Ногам было тепло через носки, как будто кафель что-то подогревало снизу, а может, так оно и было. Она закончила свои дела, вымыла руки. Голову все еще вело, Катя вцепилась в раковину и уткнулась взглядом в собственное отражение. Оно немного двоилось – то ли стекло было с дефектом, то ли Крысино лекарство как-то действовало на зрение: вон зрачки как расширены, аж цвет глаз не разберешь. Что-то это Кате напоминало, что-то неприятное, но она никак не могла вспомнить что.

– Катя, ты там живая? – Маруся, устав ждать, постучала в дверь. – Тебе там не плохо? Давай я зайду!

– Не надо, я выхожу! – отозвалась Катя слабым голосом.

Маруся довела ее до самого дивана и усадила, подоткнув под спину подушку. Крыса вручила кружку с новым чаем взамен остывшего. Катя уже без возражений отхлебнула – глоток распустился в желудке теплым цветком, наполняя тело покоем.

– Так о чем это я тебе толкую-то? – Наталья Степановна ни словом не упрекнула Катю за отлучку, только уселась в кресле поудобнее и велела Марусе принести подушку под спину и ей. – Ах да. Молодая пара идет в дом, где для них уже готова постель. Всю ночь они согревают своей любовью нашу землю, наш маленький мир. И земля в благодарность платит нам сторицей.

– Но это же… – Катя осеклась.

– Что?

– Ну… странно… – Катя осмелела, поняв, что никто не ругает ее за высказанное недоумение. – Ведь земля – это неодушевленное…

– Господь с тобой, Катерина! – полушутливо-полусерьезно ахнула Наталья Степановна. – Как это – неодушевленное? Может быть, в городе так и думают. Где земля в асфальт укатана, а морковка на прилавке в магазине растет.

Маруся захохотала. Катя тоже захихикала, представив себе растущую на прилавке морковку, и хихикала еще с полминуты после того, как все успокоились.

– Ну так вот. – Старуха дождалась тишины и продолжила: – Конечно, земле нужна помощь. Наша живая сила, наша любовь и радость. И мы даем ей все это. И конечно, для этой важной задачи подойдет не каждый. – Она вздохнула и глотнула еще чаю. – Каждый год мы выбираем из нашей общины парня и девушку. Самых здоровых, разумных, сильных и красивых. Тех, кому есть чем поделиться с землей. Но в прошлом году все пошло не так. Девушка, которую мы выбрали, успела забеременеть от своего парня. Теперь ей силы понадобились на своего младенчика. Чем ей с землей делиться?

– И вы выгнали их без вещей и денег!

Наталья Степановна снова ахнула.

– Да мы что же, звери? Катюша, тебе не стыдно такое воображать?

– Это не я, это… – вяло запротестовала Катя. Она забыла, кто именно сказал ей такое.

– Никто никого не выгонял, – строго возразила Наталья Степановна. – Их отправили в город, сняли там им квартиру. Анну поставили на учет в женскую консультацию. У нас, Катюша, нет роддома, только фельдшер. У общины нет возможности отвечать за подростковую беременность. Если что-то пойдет не так, то в городе девочке помогут, увезут в больницу. А здесь ты сама видела: до райцентра два часа по тряской дороге, если ее не занесло и не размыло.

Катя не могла не признать, что это звучит логичнее, чем «отправили без копейки первой же электричкой». Она кивнула.

– Ну вот, первый твой страх развеяли. Что там дальше-то? – Карие глаза в узоре морщин смеялись напротив. Все выходило гладко, но какая-то противная мысль вертелась у Кати в голове. Она попыталась придать ей смысл, звучание, но что-то все время ускользало.

– А вот… вы говорите, несовершеннолетние…

Наталья Степановна кивнула.

– А… а как же несовершеннолетнюю… ну, заниматься… сексом…

Маруся звонко рассмеялась.

– Ну ты чего? Она уже беременная была! Ты что, думаешь, ветром надуло?

Катя сконфузилась. И правда, глупый вопрос.

– Аня и Владик должны были пойти на зимний обряд, – объясняла Наталья Степановна как ни в чем не бывало, – но понятно, что не пошли. Тогда и пришлось вызвать из города Леночку Хорошилову. Конечно, мы никогда всерьез не рассматривали ее кандидатуру и были правы… – Она нахмурилась, и морщины на ее лице обозначились резче. – Леночка с детства была хрупкой и болезненной. Но все же она окончила школу, поступила в колледж, кое-как там училась. Мы приняли решение отправить на зимний обряд ее. Теперь-то мы знаем, что это было ошибкой. Но тогда все выглядело нормально. К тому же у Леночки очень бедная семья, а у нас есть традиция помогать девушкам и парням, участвующим в обряде. В том числе материально, конечно же. У нас есть фонд общины. Из него можно оплатить учебу, купить жилье, сделать ремонт. И мы все это сделали, несмотря на то что Леночка чуть не сорвала обряд. Мы понимаем, она не виновата, у нее проблемы с психикой…

– У кого угодно будут проблемы с психикой! – Катя внезапно поняла, что не так в этой гладкой истории. – Если кого-то внезапно вытаскивают, ну… прямо из кровати и заставляют… заставляют…

От такой длинной речи после долгого молчания Катя закашлялась, и Крыса тут же сунула ей чашку с чаем.

– Пейте, Чернова!

Катя снова отхлебнула и немного успокоилась. В голове становилось все яснее.

– Если кого-то заставляют спать с каким-то мужиком в перьях!

Наталья Степановна снова поджала губы.

– Значит, вот какого мнения о нас Леночка Хорошилова. За все наши старания…

– Неудивительно, что у нее крыша поехала, – выплюнула Маруся. Лицо у нее перекосилось, как будто она съела целый лимон.

– Маруся, не надо, – осадила ее Наталья Степановна. – Катя, послушай меня. Что еще за мужик в перьях?

– Бразильский карнавал! – хмыкнула Маруся. Бабка наградила ее еще одним строгим взглядом.

– Не было там никакого мужика в перьях, Катерина, – сказала она твердо. – А был там Ваня из Старицы, восемнадцати лет от роду. Они с Леночкой давно друг другу нравились, и его родители были не против, хоть у Леночки ни приданого, ни перспектив, а у будущего тестя еще и проблемы с алкоголем. Но после обряда все пошло не так. Второй раз за все годы…

– А что же тогда там случилось? – Катя никак не могла совместить в своей голове Ваню из Старицы и Леночкины неподдельные горе и ужас.

– Не знаю, что тебе Лена рассказывала, но вышло вот что. Перед обрядом мы даем и девушке, и парню специальный напиток. Чаек такой, из трав. Ты поэтому чашки испугалась? – засмеялась вдруг Наталья Степановна.

Катя покраснела.

– Нет, там совсем другой чаек. Он нужен, чтоб тело разогреть, чтобы в нетопленом доме нашей парочке было не холодно. По традиции в этот дом нельзя вносить огонь. Так и получается, что сначала молодых ведут в баню попариться – делают что-то вроде этих, как их сейчас по моде называют, спа-процедур. Масла разные, массаж… А чаек сохраняет тепло внутри, не дает замерзнуть.

– Леночка говорила, что он не дает сопротивляться…

– А еще что тебе Леночка наговорила? – Наталья Степановна картинно подперла ладонью щеку.

– Или это Кочерга была, я не помню… – засомневалась Катя.

– Катюш, Кочергу вообще слушать не надо. Она нам в свой год как раз праздник и сорвала. – Дряблые щеки старушки негодующе затряслись. – Она да парень ее. Накурились какой-то дури прямо перед обрядом. И когда успели только? Ужас вышел, Катюш. Наша Маша, актриса погорелого театра, вообразила, что перед ней какое-то лесное чудище, да как давай орать! Полдеревни перепугала! А этот дурак тоже накуренный был, выскочил из дома голый, побежал куда глаза глядят да в овраге шею и сломал. Нашли его утром… Машка в город потом подалась, уж не знаю, где теперь обитает. Но штрафы за нарушение общественного порядка к нам регулярно приходят, значит, жива еще, дурында. Мы ее раза два находили, лечить пытались, в больницу отправляли за счет общины. Сбежала, пакость такая! Родители до сих пор убиваются, мать все глаза выплакала…

– Она живет с мужчиной в Барнауле, – вставила Катя.

– И пусть живет. – Наталья Степановна вздохнула. – Жива – и ладно. Спасибо, Катюш, я ее родителям весточку передам. Скажешь потом адрес?

– Угу…

– Про Леночку я тебе недорассказала, – спохватилась Наталья Степановна. – Она ж городская у нас, мать ее в Новосибирске родила. А там экология какая? Да никакая! Вот и рождаются хилые да слабые: то аллергия