Иногда перли напролом, оставляя на кустах нити маскировочного костюма, а местами, где заросли особенно плотные, обходили их. Чем больше углублялись в лес, тем делалось мрачнее.

Кусты терновника с голубыми ягодами изменились: листья почернели, свернулись, будто обожженные, иглы вытянулись и стали толще. Идти через такое было стремно.

– Они не ядовиты? – спросил Маузер у Артюхова.

– Черт его знает, – честно ответил он. – Фрайб много чего тут напридумывал. Он и жил-то по большей части в вирте, тут он бог, а не жалкий калека. Лучше не рисковать.

Вдоль кустарника брели минут пять, Маузер уже начал нервничать, но положение спас гусеничный след, перечеркнувший терновник.

По нему зашагали, как по дороге. Обогнули здоровенный ржавый танк с сорванной башней. Запищал счетчик Гейгера, Арюхов кивнул на танк и прокомментировал:

– Экспериментальные образцы, работают на ядерном топливе. Кто-то прорывался в Наукоград и подорвал его, теперь тут все загажено.

Вскоре обнаружились два трупа смельчаков. По первому проехала установка, которая оставила след и раздробила кости; уцелел лишь череп с копной седых волос. Второй висел на терновнике, словно кусты нанизали его на пики ветвей и вздернули. Скорее всего, битва была давно, и кусты просто проросли сквозь труп.

Вдалеке обозначился черно-серый безлесый холм. Сначала думалось, что он присыпан пеплом пожарища, но, когда подошли ближе, выяснилось, что серо-черные хлопья – погибший мох. Острые стебли бурой травы звенели, колышимые ветром.

Маузер ступил на мертвую землю и зажмурился. Казалось, что он сам обуглится и упадет замертво. Мох со звонким хрустом рассыпался под подошвой. Ничего не случилось.

Ступали осторожно, но каждый шаг звучал оглушающе громко, будто выстрел. Артюхов поначалу втягивал голову в плечи, потом привык. Маузер зашагал быстрее, а с холма и вовсе спустился бегом. Ему чудилось, что сама смерть крадется по пятам, а здесь, на открытом пространстве, он особенно уязвим и ему нужно под защиту мертвых сосен, которые по какой-то причине не сбросили черную хвою.

Привалившись к стволу, он вытер пот. Артюхов инстинктивно вцепился в автомат и кивнул на реющего вдалеке ястреба – возможного вражеского шпиона.

– Нам теперь нельзя стрелять, – напомнил Маузер. – Иначе враги услышат. Не будем повторять ошибку ветровцев. Где начинаются минные поля?

– За лесом, – шепнул Артюхов и приложил палец к губам. – Замри.

Маузер так и остолбенел – с лицом, повернутым к небу. Поначалу он принял едва различимое потрескивание за шелест травы, но теперь понял, что это рокот мотора. Механический патруль! Только бы на роботе не было инфракрасного датчика! Впрочем, молиться поздно.

Рокот приближался. Трещали кусты, ломались ветви, что-то скрипело, как несмазанные петли, клокотало и лязгало. Метрах в пятидесяти отсюда из лесу с грохотом выехало стальное гусеничное чудовище, порождение свихнувшегося конструктора: впереди – массивный отвал с зубчатой кромкой, как у бульдозера, сам механизм состоял из множества сегментов, наподобие брюшка насекомого, благодаря чему монстр мог изгибать металлическое тело, покрытое струпьями ржавчины. На квадратном сегменте в середине тела – башня с вращающимся скрипучим локатором. По размерам чудище превосходило танк раз в пять.

Лязгал неисправный фрагмент правой гусеницы. Чудище выглядело измученным, больным и оттого особенно злобным.

Лязгая и рокоча, монстр поехал прочь. По спине Маузера скатилась капля пота. Он не решался двигаться, пока робот не исчез из вида.

– Надо торопиться, – шепнул Артюхов и посмотрел на Маузера долгим взглядом, исполненным сожаления. – Игарт говорит, что мутанты развалили стену завода, наши засели в пирамиде, сколько продержатся, неизвестно.

Что-то задумал старый черт, вилы ему в зад!

Как ни торопились, быстро не получалось: на пути попадались бурлящие болотца, заполненные зеленоватой жижей. Лопающиеся пузыри источали такой остро-кислый запах, что наворачивались слезы. Счетчик Гейгера разрывался постоянно, пришлось выключить звук. Через каждые сто метров глотали таблетки, выводящие радиацию, и запивали водкой из фляг.

То здесь, то там попадались ржавые останки каких-то механизмов, прохудившиеся металлические контейнеры со знаком радиации, недостроенные бетонные опоры, оплетенные колючей проволокой. Трудно поверить, что за всем этим ужасом – обитаемый Наукоград.

Каждый раз перед очередным марш-броском смотрели в небо. К счастью, вражеских шпионов не наблюдалось. Пока везло: день выдался по-летнему жаркий, и инфракрасные датчики не фиксировали человеческое тепло.

– Скоро пойдут минные поля, – проговорил Артюхов, сверившись с картой. – И вот, что я думаю: маскировочные костюмы бесполезны, тут все черное.

– Не согласен, – Маузер достал блок управления металлоискателя, соединил со штангой, поднес к Артюхову – прибор запищал слишком громко, пришлось настраивать звук. – Мы странно устроены. Представь: наблюдаешь ты за лесом сверху, замечаешь движение, фокусируешь взгляд – никаких людей, две странные кочки, и все. Думаешь, почудилось, летишь себе дальше. Или – бегут два мужика в камуфляжах… Реакция соответствующая. Скорее всего, беспилотниками управляет робот и передает картинку Фрайбу, только если замечает что-то подозрительное. Так что терпим дальше.

Маузер зашагал вперед, в одной руке он держал металлодетектор, в другой – датчик аномалий. Он понимал, что сейчас Артюхов более ценен, и готов был принять удар на себя.

Если прочертить линию перемещений, то получился бы зигзаг, нарисованный трясущейся рукой паралитика. Миноискателя на складе не нашлось, а металлодетектор реагировал даже на гвозди и непрерывно орал. Проверять, что в земле – мина или кусок проволоки, не хотелось, потому приходилось огибать подозрительные участки, а также радиоактивные болота и открытые пространства.

Тратилось так много времени, что Маузер занервничал. К тому же он был уверен: Артюхов темнит и многое не договаривает. Но здесь ничего не поделаешь: захочет – расскажет, не захочет – клещами не вытащишь, да и некогда вытаскивать.

– Игарт передает, что плохи дела, – проговорил идущий позади Артюхов.

Маузер глянул на небо и обомлел:

– Ястреб!

Благо, что шли они мимо зарослей засохшего кустарника, где то тут, то там серебрились наросты лишайника. Ястреб описал круг, завис, будто собрался пикировать на мышь.

Маузер в очередной раз подумал, что хана. Последние дни его жизни – это бесконечно-черное «хана» с серыми вкраплениями надежды. И ведь даже если все получится, «хана» никуда не денется. Так уж получилось – он умер.

Беспилотник улетел, но Маузер не решался двигаться: наверняка проклятая птица вот-вот вернется. Не вернулась. Значит, или удалось снова ее обмануть, или Фрайб делает вид, что обманут. Они с Артюховым таких интриг наплели, что до сих пор голова кругом, стоит о них задуматься.