и неукротимых руками Лыкова, правительство избавило остальных от массовых казней и похолопливания, даровав достойный выход — в службу.

Правда, тысячи убитых казаками на севере крестьян, дворян, посадских людей никакими силами было уже не воскресить, а сожженные деревни — не восстановить… И чередование беспощадности с милосердием, которое демонстрировал Борис Михайлович, борясь с «воровскими» казаками, следует признать уместным.

В конце 1615 года князь Борис Лыков — великая фигура. Перебежчик из перебежчиков, Борис Михайлович сделался истинным столпом царства. Великая личность, безо всяких оговорок спаситель царства, он показал службу честную, мужество, расторопность и непоколебимую преданность царю.

Отчего же Борис Михайлович то крив, то прям? Отчего он то предает легко, как птицы поют, то голову готов потерять, борясь с непримиримо-опасным врагом? Что ведет его, великого дерзеца?

Если мерить все честолюбием, то оно у Бориса Лыкова безмерное. Каких еще наград он хотел от правительства? Боярский чин, полученный под самозванцем, ему подтвердили. Высокие посты давали. Хотел земель заработать себе в поместья и вотчины? Возможно. Но за земельку не рискуют столь отчаянно жизнью, не бьются с неприятелем последовательно и неотступно, до последнего мига борьбы.

Думается, причина другая. Борис Лыков воспринимал род Романовых как свою родню. Как близких людей. Их государственные дела — его дела семейные. Он стоял за юного царя прежде всего как за племянника своей жены. У Бориса Михайловича родилось множество дочерей, но сын был всего один, Иван, и умер он рано, еще мальчиком. Родитель пережил его более чем на два десятилетия. Если бы Иван дожил до лет первой службы во дворце, его, очевидно, воспринимали бы как «бокового», не первого ряда, но все-таки возможного наследника. Однако ничего такого не произошло. Так не воспринимал ли царя-подростка зрелый Лыков, все имеющий в доме своем, но лишенный продолжателей рода, с отцовским чувством?

Конечно, он «поставил» на Романовых, и твердость власти Романовых обеспечивала и его прочное положение в верхах. Да. Разумеется.

Но в сердце даже самого черствого человека найдется место для любви, он ведь не избавлен от образа Божия, по которому все мы слеплены.

Так… может быть… «мальчик… милый, неопытный мальчик… ничего не ведает, ничем не владеет, кроме сердца чистого… Мы — руки по локоть в крови, дума по макушку в измене… мы тертые калачи… мы тебя на своих руках понесем, мы тебя изо всех бед выручим… только ты живи, ты правь, мальчик… без тебя сердцем не к кому прикипеть».

Ну не все же расчет в сей жизни!

Последний звездный час в судьбе Бориса Михайловича Лыкова связан со спасением новорожденной династии в смертельно тяжелой военной кампании 1617–1618 годов.

Собственно, война с Речью Посполитой с 1612 года не прекратилась. Россия попыталась вернуть Смоленск, но не смогла. Воевода князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский взял несколько городов и крепостей на Смоленском направлении, но на сам Смоленск у России пока, к сожалению, не хватало ратных сил. Поляки нанесли контрудар, русские — ответный контрудар, и до осени 1617 года между Москвой и Смоленском постоянно менялась линия боевого соприкосновения, шла малая война.

В октябре 1617-го она превратилась в новую большую войну, которую обе стороны вели основными силами более года.

Королевич Владислав, старый, еще со времен Семибоярщины приглашенный в Москву претендент на русский престол, двинулся с армией на столицу России. Несколько недель — и вражеское воинство установило контроль над Вязьмой и Дорогобужем.

Борис Лыков опять необходим — речь идет о жизни и смерти державы.

Накануне вторжения Владислава двух доверенных царских воевод отправляют набирать полки — князя Черкасского в Ярославль, а князя Лыкова — в Муром и Владимир. Борис Михайлович успешно справляется с задачей, приводит людей к Москве, и его посылают с ратной силой на «передовую» — защищать Можайск. Он берет с собой в качестве младшего воеводы и главного помощника все того же Григория Валуева — неутомимого, отважного военачальника{144}.

Положение тяжелое — неприятель превосходит в силах, люди московские «шатаются умами». Борис Лыков оказывается перед лицом того самого «царя», которого сам когда-то призывал на свою голову и на Москву, и сейчас обязан драться с ним насмерть, к Москве не подпуская. Смута парадоксальна. Лыков — нет. Он полевой командир, который готов теперь сражаться за царя истинного, к тому же родного.

И Борис Михайлович очень хорошо держит оборону. Пока перед ним авангарды противника, пока нет плотной блокады Можайска, он предпринимает все усилия, чтобы тормозить вражеское наступление, бьет малые отряды Владислава. Ему сопутствует удача. По словам летописи, «…многие бои с литовскими людьми были, и острожки у литовских людей во многих местах взяли, и изменника ротмистра Ивана Редрицкого взяли отряд».

Лыков из Можайска сообщает в столицу утешительную новость: 20 ноября он посылал в рейд на врага воеводу Григория Валуева, любимца и товарища, а с ним большой отряд из детей боярских, казачьих станиц, служилых татар, и Валуев близ села Олешни (60 верст от Можайска) на следующий день разбил наголову литовскую заставу[50]. Притом поражение противника было до такой степени полным, что русским достались документы из полевого штаба, знамена, а также… небольшой военный оркестр — как инструменты, так и музыканты. Враг понес тяжелые потери убитыми, ранеными и пленными (в том числе «ротмистры», «порутчики», «хорунжие», то есть офицерский состав). На фоне крайне тяжелой фронтовой обстановки донесение Лыкова не могло не порадовать правительство.

Подход основных сил Владислава заметно ухудшил положение Лыкова в Можайске, но тот продолжал удерживать позиции. Пройти через него королевич со всеми своими огромными силами не мог.

Польское войско, выдвинувшись из Вязьмы, заняло позиции между Можайском и Калугой. Прежде чем идти к Москве, Владиславу требовалось взять Можайск, иначе русская группировка в Можайске будет нависать у его армии сначала над флангом, затем над тылом. А для взятия Можайска требовалось сначала захватить ключевые укрепления на подступах к городу, в частности, Борисово городище с его каменными стенами и сильным гарнизоном — орешек почище самого Можайска. Борисово городище русские во главе с воеводой Федором Волынским держали крепко. Стремительные атаки неприятеля вязли в русской стойкости. Владислав мечтал вызвать Лыкова в открытое поле и там раздавить атаками тяжелой кавалерии, но Борис Михайлович держался за укрепления и под удар не лез.

Борис Лыков запросил из Москвы подкреплений. К нему направили армию князя Д. М. Черкасского из-под Волока и передвинули поближе — от Калуги к Боровску еще одну армию, князя Д. М. Пожарского. Черкасский дошел до Рузы и там поставил острог, растягивая фронт Владислава. У польско-литовского воинства появилась серьезная проблема на фланге. Но этих мер оказалось недостаточно. Армию Черкасского пришлось перевести непосредственно к Можайску.

Лыков и Черкасский, если сложить их силы, имели около 11 тысяч ратников, плюс небольшой