войн, в которых японская армия одержала победу, несмотря на то, что уступала противнику в численности. Высшее командование армии придерживалось мнения, что боевой дух и духовная сила - самурайский дух Бусидо - в большей степени, чем материальная сила, являются ключом к победе. Однако, опыт Японии в этих двух войнах мог быть неприменим в борьбе с армией, качественно сравнимой с японской. Японская военная доктрина и подготовка игнорировали этот факт.

Учебная программа Военной Академии, касавшаяся стратегии и тактики, страдала искажениями в ином плане, сосредоточившись больше на сложной стратегии, которая могла бы пригодиться молодым офицерам только через 20-30 лет, когда они станут командирами дивизий, чем на тактике, полезной для командира пехотного взвода или роты. Подобным же образом, в Высшей Военной Академии упор делался больше на подготовку к командованию целыми армиями, чем на управлении средними подразделениями. Таким образом, армия готовила офицеров мыслить категориями ответственности, значительно превосходящей ту, что соответствовала их званию. Это еще больше усиливало тенденцию к гекокудзё. В результате, как писал японский историк Фудзивара Акира, "сложилась ситуация, когда влияние этих штабных офицеров среднего звена постоянно росло, пока к концу 1930-х годов они не заняли важнейшие позиции в процессе принятия решений. В результате, чувство превосходства и догматизма, иррациональности и безрассудной агрессивности, порожденное их военной подготовкой, стало господствовать в военной политике".

Штабные офицеры японской Квантунской Армии, расположенной в южной Маньчжурии, воплощали гекокудзё в крайней форме. Маньчжурия была экономически очень привлекательна для Японии. В 1920-е годы Япония импортировала из Маньчжурии большое количество сои, муки, отрубей и других продуктов, и все большее количество угля, железной руды и древесины.

Ночью 18 сентября 1931 года группа штабных офицеров Квантунской Армии организовала взрыв на Южно-Маньчжурской железной дороге, управляемой японцами. Эту провокацию они использовали как повод для заранее запланированного вторжения в Маньчжурию. Через несколько месяцев японские войска оккупировали всю Маньчжурию и организовали там марионеточное государство Маньчжоу-Го, номинально управляемое императором Пу И, но полностью контролируемое Квантунской Армией.

Во множестве работ подробно сообщается о заговоре штабных офицеров Квантунской Армии, соучастии в нем старших офицеров Генерального Штаба в Токио, ночном нападении Квантунской Армии на китайские казармы в Мукдене, быстром расширении зоны боевых действий в Южной Маньчжурии, и, наконец, о неспособности японского правительства остановить или хотя бы замедлить наступление Квантунской Армии в Маньчжурии, перед лицом открытого неповиновения армии и явного соучастия или сочувствия ее действиям со стороны многих старших офицеров в Генеральном Штабе и военном министерстве. После Маньчжурского инцидента выражением "Квантунская Армия" в японских армейских кругах стали называть все случаи игнорирования войсками приказов центральных властей.

Тот факт, что Маньчжурский инцидент является важным событием мировой истории, неоспорим. Некоторые историки считают его первым шагом к началу войны на Тихом Океане. В этой книге рассматривается прежде всего влияние японской оккупации Маньчжурии на советско-японские отношения и развитие конфликта между этими державами.

 

 

Ухудшение советско-японских отношений

 

Оккупация японскими войсками Маньчжурии решительно изменила отношения Японии с Советским Союзом. На севере и востоке Маньчжурии проходила длинная граница с советским Дальним Востоком. На западе с Маньчжурией граничила Монгольская Народная Республика. Японская империя внезапно - и путем вооруженного насилия - заполучила трехтысячемильную границу с Советским Союзом.

В конце 1931 и начале 1932 года, когда шли японские военные операции в Маньчжурии, Сталин, хорошо зная о военной слабости советского Дальнего Востока, занял позицию строгого нейтралитета. СССР не только не стал мешать японцам, но Красная Армия воздержалась даже от демонстрации силы у границы. Москва также отказалась участвовать в комиссии Лиги Наций, расследовавшей конфликт, и запретила членам комиссии пересекать советскую территорию на путь в Маньчжурию. Советское умиротворение Японии зашло еще дальше. В декабре 1931 года нарком иностранных дел Литвинов предложил заключить с Японией пакт о ненападении, но в Токио это предложение отвергли. Почувствовав робость со стороны СССР, японцы потребовали - и получили - разрешение перевозить свои войска по КВЖД, принадлежавшей Советскому Союзу. При этом Москва запретила использовать КВЖД китайским войскам, чтобы избежать обвинения со стороны Японии в нарушении нейтралитета. Уступка японскому требованию не только подрывала советский "нейтралитет", но и помогала японскому вторжению, из-за которого все больше возрастала угроза советским границам. И в качестве последнего унижения японцы отказались платить Советскому Союзу за использование КВЖД, и вскоре задолжали КВЖД миллионы рублей (в 1936 году Москва вышла из этого неловкого положения и избавилась от источника потенциального конфликта, продав КВЖД Японии). Баланс сил в Восточной Азии и восприятие этого баланса значительно изменились - и отнюдь не в пользу СССР.

К середине 1932 года японские войска разгромили все организованное вооруженное сопротивление в Маньчжурии. Японская армия понесла некоторые потери, но не была обескровлена. Некоторым японским политическим и военным деятелям показалось, что настало подходящее время решительно покончить с русской угрозой, пока оборона советского Дальнего Востока была относительно слаба. В обсуждении этой темы в правительстве несколько высокопоставленных японских генералов решительно поддержали предложение о быстрой превентивной войне против СССР. Эти сенсационные новости попали в японскую прессу. Это были не просто пустые разговоры. Военный министр Японии генерал Араки Садао с энтузиазмом поддержал эту идею. Араки служил в Сибири во время гражданской войны в России, и после этого испытывал отвращение к большевизму. Араки и несколько разделявших его мнение высокопоставленных офицеров из Генерального Штаба и военного министерства открыто говорили о неизбежности и желательности войны с Советским Союзом. Эти разговоры также попали в японскую прессу и вызвали приступ военного психоза. Советский посол в Японии выразил свою тревогу, отправив серию срочных телеграм в Москву. Американский и британский послы информировали свои правительства о возможной угрозе войны. О вероятности войны сообщалось в газетах от Мукдена до Москвы и Милуоки. Требование сторонников Араки о немедленной войне против СССР вызвало серьезные - и засекреченные - политические дебаты в Генеральном Штабе. Большая часть старших офицеров Генерального Штаба все же выступили против войны, и в мае 1933 предложение Араки - снова секретно - было отвергнуто. Но угрозу войны обсуждали в обществе еще целый год. Советские попытки улучшить отношения с Японией были отвергнуты в Токио. Как сказал японский поверенный в делах в Москве в разговоре с британским послом в ноябре 1932 года: "Советско-японские отношения хороши, но японо-советские отношения не столь хороши".

Существовали важные причины, почему трехтысячемильную советско-японскую границу в 1930-е годы часто называли "плохо обозначенной". Еще в 1850-е годы Корея, Маньчжурия, Внешняя и Внутренняя Монголия, Приморье и огромное пространство Восточной Сибири, формирующее бассейн реки