капиталистических стран должны бороться против военных расходов... против мер милитаризации, которые принимают капиталистические правительства, особенно против милитаризации молодежи".

Даже после выборов правительства Народного Фронта во Франции в мае 1936 года французская коммунистическая партия не поддержала программу перевооружения и национальной обороны. Фактически вплоть до весны 1939 года пресса Коминтерна враждебно отзывалась о военных мерах западных демократий, таких, как предложение Чемберлена о призыве в армию в мирное время.

Такое отношение Сталина к военной готовности западных демократий дало основание для более мрачной интерпретации его действий: что Сталин активно планировал вовлечь буржуазные демократии в войну против стран Оси, и, словно ловкий судья на скачках, намеренно замедлял их перевооружение против еще слабого Вермахта, чтобы война получилась более затяжной и изнурительной для обеих сторон. Несомненно, такой исход был бы очень на руку Сталину. Вероятно, любой разумный стратег на месте Сталина, если бы он оказался в том же положении, пытался бы разжечь конфликт между капиталистами-демократами и капиталистами-фашистами. Но предполагать, как некоторые авторы, что Сталин 10-15 лет непоколебимо работал над одной лишь этой целью означает недооценить гибкость сталинской дипломатии. Обоюдное уничтожение западных демократий и фашистских режимов Оси было бы идеальным событием и, вероятно, программой-максимум советской политики, но жизненно важной программой-минимум было предотвратить широкомасштабный антисоветский крестовый поход, или, лишь ненамного менее кошмарный для Сталина сценарий скоординированного нападения Германии и Японии на СССР. Разумно предположить - но это останется только предположением - что советская политика уделяла внимание и программе-максимум и программе-минимум, разделяя усилия между чем, чего Сталин надеялся когда-либо добиться, и тем, что было необходимо для выживания.

Также из документов 7-го Конгресса Коминтерна можно понять, что Сталин вполне осознавал разную остроту угрозы на то время со стороны Германии и со стороны Японии. Германская коммунистическая партия, которая в Германии, была объявлена вне закона, не получила указаний вести подрывную работу или оказывать вооруженное сопротивление нацистскому режиму. Вместо этого ей было приказано "работать внутри фашистских массовых организаций", добиваясь лучших зарплат и условий труда для рабочих масс. Почти все речи и выступления на конгрессе говорили о желании мира. Не было разговоров о превентивной войне против Гитлера. В противоположность этому лишь одна партия на конгрессе получила указания вести вооруженную борьбу - это была Китайская коммунистическая партия. КПК получила указания бороться с японскими агрессорами всеми средствами. Китайский делегат Ван Мин эмоционально говорил об "искреннем желании китайского народа взяться за оружие против японских угнетателей".

В то же самое время, в июле-августе 1935 года, вооруженные силы китайских коммунистов находились на последнем этапе своего "Великого Похода" - долгого и изнурительного отступления под ударами войск Чан Кайши, и сражались за свое существование. Тем не менее, КПК получила указания объединить силы со своим злейшим врагом Чан Кайши для противостояния японцам. Такая стратегия, если бы она достигла успеха, могла бы ускорить развитие конфликта между Китаем и Японией, и отвлечь генерала Араки Садао и его сторонников от планов нападения на Советский Союз. Полезность этих московских указаний для интересов китайской революции была вопросом проблематичным, и КПК приняла их весьма неохотно. Приоритеты 7-го Конгресса Коминтерна в 1935 году позволяют предположить, что Сталин считал тогда Дальний Восток наиболее угрожаемым регионом, и политика Народного Фронта планировалась и применялась таким образом, что наиболее опасной угрозой считалась Япония.

Если 7-й конгресс Коминтерна ознаменовал политику Народного Фронта, то Гражданская война в Испании сохранила ее в сердцах и умах западных либералов. Мятеж испанских генералов против республиканского правительства Народного Фронта, и помощь, которую мятежники сразу же стали получать от Муссолини и Гитлера - все это хорошо освещено во множестве исторических работ. Вскоре после того, как итальянская и германская помощь мятежникам была расширена, СССР начал поставлять оружие республиканцам. Хотя советская помощь Испанской Республике никогда не достигала тех масштабов, в которых поставляли оружие мятежникам Италия и Германия, это был значительный вклад, без которого Испанская Республика быстро была бы побеждена.

Зачем Сталин отправил большое количество советских танков, самолетов, орудий и "добровольцев" на войну в Испанию? Не стоит воспринимать всерьез советские утверждения, что им двигало альтруистическое желание помочь свободолюбивому народу Испанской Республики. Также едва ли вероятно, что Сталин всерьез рассматривал возможность создания в Испании советской республики. Польза от аграрной Испании в роли советского сателлита была бы небольшой, и ее несомненно перевесил бы вред от той враждебности, с какой отнеслись бы к этому Франция и Великобритания. Существует несколько убедительных объяснений того, зачем Сталин оказывал помощь испанским республиканцам. Во-первых, отказать в помощи социалистически ориентированной республике в борьбе против мятежников-реакционеров, которым помогают фашисты, означало бы подтвердить обвинения Троцкого и его последователей, что Сталин отвернулся от интернациональной пролетарской революции. Кроме того, если бы мадридское правительство - первое избранное правительство Народного Фронта - было бы быстро и легко побеждено тем самыми силами, для борьбы с которыми и создавался Народный Фронт, это было бы символически и психологически воспринято как триумф фашизма над всей идеей Народного Фронта. По мере того, как война в Испании разрасталась, отважная борьба республиканцев захватывала воображение и воспламеняла дух миллионов антифашистов на Западе, ранее лишь пассивно противостоявших режимам Гитлера и Муссолини. Именно благодаря войне в Испании, как считают некоторые, британская лейбористская партия перешла от пацифизма в 1936 году к воинственному антифашизму в 1939. Также затяжная война в Испании связывала значительное количество германских и итальянских военных ресурсов в отдаленном углу Европы, и, таким образом, дополнительно обеспечивала военную безопасность Советского Союза относительно дешевой ценой.

Одни эти факторы, вероятно, были бы достаточным объяснением политики Сталина относительно Испании. Но есть доказательства, позволяющие предположить, что ставки Сталина были еще выше. Поддерживая республиканцев, Сталин тем самым способствовал длительному итало-германскому военному присутствию в Испании, что, в свою очередь, угрожало ранее безопасной границе Франции на Пиренеях. Пресса, контролируемая коммунистами, неделю за неделей трубила о фашистской угрозе, которой может подвергнуться Франция со стороны Испании. Можно предположить, что Сталин надеялся, что это заставит французское правительство занять более твердую позицию против быстро перевооружающейся Германии. Это, в свою очередь, заставило бы Гитлера больше обратить внимание на запад, и теоретически могло даже привести к войне между фашистскими державами и демократиями - войне, в которой Советский Союз бы не участвовал. Однако, как и в общем анализе политики Народного Фронта, было бы ошибкой утверждать, что намерение разжечь войну между капиталистическими государствами было единственным объяснением испанской политики Сталина. Задолго до падения Мадрида в феврале 1939 года, стало ясно, что Франция не решится на более активное