Со смертью Михаила Юрьевича и его братьев87 сошло с исторической арены последнее поколение рода Кошкиных-Захарьиных как рядовых, хотя и знатных великокняжеских бояр. Племянница его стала московской царицей, а племянники поднялись до положения влиятельной царской родни. Оглянемся поэтому на путь, пройденный предками царицы Анастасии. Он почетен и славен. С давних пор представители ее рода стоят у трона великих князей московских, собирателей Руси. Они служили своим государям и родине, когда Москва была незначительным сравнительно городом, они помогали вырастанию могущества ее, ее князей и всей земли Русской. То стоя у кормила правления, то заведуя великокняжеской казной, то водя войска на внешних врагов, управляя областями, договариваясь с иноземными дипломатами, Кошкины-Захарьины содействовали собиранию Руси. Они приобрели при этом большой политический навык и смысл и передали его своим потомкам. Они нелицемерно служили своим государям и приобрели тем для младших поколений своего рода, «Никитичей», историческое право наследовать своим царственным родственникам и продолжать их великое дело устроения и возвеличения России88.

В 1540-х годах в Москве жило осиротевшее семейство окольничего Романа Юрьевича Захарьина. Жило оно скромно и благочестиво. Мать, боярыня Иулиания Федоровна, принявшая впоследствии иночество, воспитывала в добрых старых заветах рода Захарьиных своих детей: Даниила, Далмата, Никиту, Анну и Анастасию89. Будущая царица родилась, как полагают, около 1530 года. С детства она была приучена к рукоделиям, и несколько работ ее, исполненных по исконному русскому обычаю для украшения храмов Божиих и святых обителей, сохранилось до наших дней. Вырастая под сенью родительского дома, молодая девушка незаметно развилась, расцвела красой и при этом пленяла всех своим добрым и кротким нравом.

Существует предание, что святой Геннадий Костромской, посетив Москву, «прият был честно от боярыни Иулиании Федоровны, жены Романа Юрьевича, благословения ради чад ея Даниилы и Никиты и дщери ея Анастасии Романовны». Прозорливец предсказал будто бы скромной боярышне супружество с царем, что и сбылось в недалеком будущем90.

Тиха и уютна была жизнь юной Анастасии Романовны. Неприветливо и бурно протекали детство и ранняя юность ее царственного суженого. Несмотря на весь внешний блеск, окружавший Ивана IV, сирота великий князь был одинок и заброшен. В младенчестве царственного малютку окружали ласка и заботливость отца, не нарадовавшегося на своего надежду-сына. Рождение «царскаго отрочати» вызвало ряд предсказаний и ожиданий. Так, юродивый Дементий на вопрос великой княгини Елены: «Что имам родити?», юродствуя, отвечал: «Тит широкий ум». Другое предсказание сделал почитаемый современниками инок Галактион, задолго до появления на свет Божий Ивана предрекший, что у великого князя Василия родится сын, который покорит царство Казанское91. Наконец, на только что родившегося малютку известная своей ревностью к державной власти партия духовенства возложила упования, как на того, «кто управит исконное во отечествии его любопренное и гордынное о благородстве мятежное шатание». По удивительному стечению обстоятельств все предсказания сбылись: и Казань была взята, и царь был одарен широким и острым умом, и «мятежное шатание о благородстве» было сломлено. Однако, к величайшему сожалению, ум царя не был вовремя направлен на одно благое, а неизбежную борьбу с высшим, титулованным боярством царь повел чересчур круто и нервно. Но, разбираясь в причинах жестоких и подчас безумных казней Ивана IV, мы не можем не принимать во внимание те условия, при которых вырос этот, хотя и запятнанный злодеяниями, но все же глубоко несчастный человек92.

При чтении рассказа о последних днях жизни великого князя Василия III невольно обращаем внимание на какую-то чрезмерную боязнь умирающего за своего сына. Как мы видели, он всем внушал мысль о необходимости оберегать Ивана и верно служить ему: и братьям, и боярам, и прочим служилым людям. Приказал Василий и «маме», то есть главной воспитательнице своего маленького сына боярыне Челядниной: «Чтобы еси, Огрофена, от сына моего от Ивана пяди не отступала». Кроме того, Софийская вторая летопись сообщает нам еще одно любопытнейшее обстоятельство. При знатнейших боярах, которым Василий поручил заботу об Иване и о дяде его матери, князе Михаиле Львовиче Глинском, великий князь сказал последнему: «А ты бы, князь Михайло Глинской, за моего сына великаго князя Ивана, и за мою великую княгиню Елену, и за моего сына князя Юрья кровь свою пролиял и тело свое на раздробление дал»93.

Предчувствия Василия III отчасти сбылись. Правда, сын его благополучно пережил пору своего детства и ранней юности и «учинился на государстве государь», но много неприятностей и унижений, о которых Иван IV сохранил мрачное воспоминание на всю жизнь, выпало ему на долю. На четвертом году Иван лишился отца, на восьмом потерял мать и остался в самом нежном возрасте круглым сиротой. Бояре и, главным образом, бояре-князья пренебрежительно относились к юному государю, выказывали неуважение к памяти его покойных родителей, оставляли его без ухода и ласки, занятые своими раздорами и борьбой знатнейших фамилий в государстве. За мелкими личными счетами князья-бояре забывали и государево дело, и самого государя. А между тем на приемах послов и в других торжественных случаях Иван видел себя главным лицом, а первейшие сановники в государстве раболепно склонялись перед ним. Все это раздражающе действовало на умную, нервную и впечатлительную натуру ребенка. Он мучительно чувствовал свои обиды, начал догадываться о своих правах и о попрании их окружающими. А после того как он вполне отчетливо осознал высокое значение своего сана, это стало обычным предметом его размышлений, причем нелюбовь, а затем и ненависть к незаконным похитителям власти, князьям-боярам, все более и более возрастали.

Когда великому князю минуло двенадцать лет, новое зло ожидало его: лесть и заискивание окружающих, догадавшихся о том, что посредством подрастающего государя можно будет добиться влияния и власти. Если пренебрежение и обиды ожесточили душу Ивана, то лесть и «ласкательство» поселили в ней презрение к человеческому достоинству. Государь стал показывать себя, обнаруживал по временам вспышки безудержного гнева и внушил к себе некоторый страх.

Не знаем, под чьим влиянием юный великий князь полюбил чтение. Может быть, здесь сказались основные свойства его натуры, склонной к сложной душевной жизни и работе ума. Во всяком случае, это был большой начетчик. При этом чтение, вращавшееся в кругу определенных религиозных и политических тем, и неминуемое общение с духовенством, главой которого был, начиная с 1542 года, знаменитый своим умом и любовью к просвещению митрополит Макарий, принадлежавший к партии иосифлян, еще более укрепило Ивана IV в любимой мысли о святости и важности его положения94. Под влиянием этой мысли молодой, шестнадцатилетний Иван решился на небывалое дело: торжественно венчаться на царство и именовать себя во всех внешних и внутренних сношениях царем и великим князем95. В то же время задумал великий князь вступить в брак. Объявить о таких важных событиях своей жизни, из которых первое должно было знаменовать факты большого политического значения: возвышение могущества Руси и усиление державной власти, противоположение государя всем его подданным, какой бы титул они ни носили96, – Иван IV пожелал в самой торжественной обстановке. Тринадцатого декабря 1546 года государь призвал к себе на совещание митрополита Макария и беседовал с ним наедине. На другой день первосвятитель отслужил молебны в Успенском соборе и вызвал в Москву всех бояр и даже тех, «которые в опале были; и с митрополитом все бояре у великаго князя были и внидоша от великаго князя радостны». Через три дня, в пятницу семнадцатого декабря, у государя были митрополит со всеми боярами и выслушали следующую речь молодого властителя: «Милостью Божиею и Пречистые Его Царици Богоматери, и великих чюдотворцов Петра и Алексиа и Ионы и Сергиа чюдотворца и всех святых русских чюдотворцов молитвами и милостью, положил на них упование, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил есми женитися; и яз по твоему благословенно умыслил и хощу женитися, где ми Бог благословит и пречистая Его Богомати и чюдотворци Русские земли. А помышлял есми женитися в ыных царьствах, у короля у котораго, или у царя у котораго, и яз, отче, тое мысль отложил, в ыных государствах не хочу женитися для того, что яз отца своего государя великаго князя Василия и своей матери остался мал: привести мне за себя жену из ыного государства, и у нас нечто норовы будут розные, ино между нами тщета будет, и яз, отче, умыслил и хочю женитися в своем государстве, у кого ми Бог благоволит по твоему благословению».