самый древний манускрипт, такой древний, что в руках рассыпается. Пришёл домой и стал читать. А там чего только не понаписано. И про рыцарей, и про принцесс, и про драконов, и про древних мудрецов, только про золото ни гу-гу. Зато так интересно, что Крепс три дня и три ночи читал, оторваться не мог.

* * *

Так прошло девять лет. Как один миг они пролетели. Призвал снова Король к себе Крепса и Крабса, узнать, как дела идут, и новые фонды выделить.

Явился Крепс ни жив ни мертв, с дрожью в ногах. У него к этому сроку и одного мешка золота не набралось.

А Крабс приехал – кум королю. В роскошной золочёной карете, влекомой восьмёркой отборных рысаков, с форейтором в ливрее на козлах. Сам как принц разодет: бархатный камзол, соболями отороченный, на ногах новенькие штиблеты лаковые без единого залома. Сразу видно: у него уже не только все три мешка золота под кроватью пылятся, срока ждут, но и ещё кое-что имеется.

Ждут Крепс и Крабс в королевской приемной аудиенции, друг на друга посматривают. И тут открылась дверь и вошла Принцесса.

Увидел её Крепс – и обомлел. За девять-то лет превратилась неказистая девчонка в первую что ни на есть раскрасавицу. Тонкий стан, королевская осанка, платье ослепительно белое, как вторая кожа, прилегает, благородная бледность в лице, волосы длинные, светлые на грудь волной ниспадают, полуулыбка тонких губ с ума сводит, а руки… а ножки… Крепс чуть чувств не лишился, дара речи – так точно.

Крабс же не растерялся и светский разговор завёл, о том о сём да ни о чём. Крепс так и не понял, о чём все же. Он только её видел, только её слышал: «Все хорошо…», «Благодарю…» Ну настоящая принцесса, от макушки до пяточек.

Одним словом, влюбился Крепс с первого взгляда, как мальчишка. Да он и был мальчишка, только слегка жизнью потёртый.

Сам не помнил, как ушёл из дворца. Был ли Король, говорил ли что – тоже не помнил. Даже плаха уже не пугала его: зачем нужна голова, если он не сможет любоваться красотой Принцессы. Только одна мысль в той голове свербела – как Принцессу завоевать.

По всему выходило: не видать Крепсу Принцессы как своих ушей. Да и самих ушей предстояло вскоре лишиться вместе с головою.

Но не таков был Крепс, чтобы ещё не снятую голову оплакивать. Заработала она на полную катушку, выход искать принялась. Всю ночь думал Крепс и вот что надумал. Чёрт с ним, с золотом. Всё равно ему Крабса не обогнать, если только чуда не случится. «Придёт срок – как-нибудь выкручусь, – решил Крепс. – А сейчас надо придумать, как Принцессу к себе расположить».

И вспомнил тут Крепс, что в древнем манускрипте было написано: если хочешь Принцессу в жёны получить, надо убить какую-то трёхголовую тварь, именуемую древними мудрецами драконом. Эти драконы, дескать, всегда у королевских дворцов ошиваются и в пищу употребляют почему-то исключительно невинных девиц. Как только всех девиц в округе дракон пожрёт, так настанет очередь принцессы. Тут надо дракона на бой вызвать и в схватке срубить ему все три башки, и дело в шляпе: Принцесса достанется спасителю.

* * *

Вспомнил это Крепс и обрадовался поначалу. Дело-то простое. Ради Принцессы он не одного, а десяток самых свирепых чудовищ голыми руками разорвёт. А нет – так всё одно пропадать. Но вот закавыка: где дракона-то взять? В этом королевстве их отродясь не водилось.

В Гарварде у Крепса по математике одни «пятёрки» были, вот он калькулятор взял и стал вычислять, какова вероятность встретить дракона, если каждый день возле дворца прогуливаться. По всему выходило, что вероятность – пятьдесят процентов. То есть либо дракон встретится, либо нет.

Утром встал Крепс с петухами, вооружился старинным мечом и отправился под дворцовые стены дежурить, дракона поджидать. Неделю вокруг дворца околачивался – а дракона нет как нет, проклятого. А время-то идёт, и час расплаты приближается. Понял Крепс, что наука тут бессильна, и решил прибегнуть к помощи сил иррациональных.

Отправился он к Синим горам, где в тёмной пещере жил, как гласила молва, могущественный колдун Трумп. Люди Трумпа побаивались: был он очень старый и очень вредный. К тому же страдал переменами настроения по причине застарелого алкоголизма.

По утрам с похмелья бывал Трумп сущим мизантропом, и тут ему лучше на глаза не попадаться: мог и заколдовать, в камень превратить. У него в пещере целая коллекция таких неудачливых окаменевших визитёров собралась. Но после первого-второго стакана Трумп добрел. Бывало, заставшего его в этот благословенный час и озолотит на радостях. К полудню колдун уже напивался в лоскуты и снова становился мрачным и подозрительным. Метал молнии в окрестные деревни, пускал реки вспять, бил градом посевы и, если кого видел поблизости – человека ли, зверя, – распылял на атомы к чёртовой матери.

Наутро всё повторялось. Опохмелившись, подобревший колдун даже угрызения совести испытывал и кое-кого из тех, кого накануне распылил, иногда обратно материализовывал. Если, конечно, мог вспомнить кого. Из-за пьянства у него память ослабела и руки тряслись, посему материализовывал неаккуратно, не всегда в первоначальном виде. Из-за этого окрестные жители имели облик причудливый: кто с тремя головами ходил, кто с крыльями вместо рук, а кто – и в совсем непотребном виде.

Ученые на радиацию зря грешили – это всё Трумповы проделки были. Один молодой пастух из местных, который чаще других колдуну под горячую руку попадался, кем только не перебывал: и коровой с пёсьей головой, и стариком-горбуном, и гоблином, а под конец заделался юной девицей-красавицей. Тут уж он от греха в город подался и там удачно замуж вышел за главного местного олигарха.

Обо всём этом прочитал Крепс в старинной книге.

* * *

И основательно к визиту подготовился. Нашёл в чулане бочонок «Ахтамара», который когда-то из дерьма сделал. За прошедшие годы коньяк ещё большую зрелость набрал и запах издавал божественный, настоящей амброзии.

Явился Крепс к пещере Трумпа ранним утром, когда тот ещё спал похмельным сном. Тихо-тихо расстелил белую скатёрку на камушке, на неё серебряный подносик поставил, налил коньяк в два гранёных стаканчика, стараясь не звякнуть, и о закуске не забыл: бутербродик с икоркой добавил. А сам за камнями спрятался.

Как только утренний ветерок нагнал в пещеру аромат «Ахтамара», проснулся Трумп, злой, как сам дьявол. Глаза слезятся, молнии в мозгу сверкают, вчерашний самогон на волю рвётся, а от желания кого-нибудь на атомы распылить аж руки покалывает. Вывалился Трумп из пещеры на свежий воздух