примирения портрет Президента, взиравшего строго и несколько отрешенно.

Минут пять опер покопался в столе, запустил компьютер. Судя по натужному звуку кулера и отчаянному треску винта, запуск давался машине трудно.

– Ну, Валера, рассказывай, – начал опер наконец.

Сзади открылась дверь и в кабинет кто-то вошел. Боковым зрением Валера не разглядел, кто это был. Скорее всего, второй оперативник вернулся из дежурной части.

– Что рассказывать?

– Что у вас вчера на хате, на Л-м проспекте произошло.

– Я не знаю ни про какую хату, это какая-то оши..

Страшной силы удар сзади, в правое ухо, сшиб Валеру со стула. Он лишь успел закрыть голову руками, скованными наручниками.

– Ты кого тут лечишь, педераст? Ты у меня, сука, до тюрьмы не доедешь! – заорал второй опер.

В ожидании следующего удара, Валера весь сжался, но удара не последовало. Через пару секунд он выдохнул и с этим выдохом, Валера явственно это почувствовал, улетучилась вся его воля, все заготовленные объяснения, возражения… все показалось чушью, отмазками детсадовца.

Сильная, словно стальная рука стоявшего сзади оперативника схватила Валеру за шиворот и легко усадила обратно на стул.

– Ты человека зачем порезал?

Слово «порезал», словно нож, резануло Валеру по живому. Стало ясно, что он здесь именно по ЭТОМУ делу, и сомнений на его счет у оперов нет. Но в тоже время, это страшное слово отозвалось в душе Валеры чем-то ободряющим, будто это луч солнца, пробившийся через сплошные, тяжелые облака.

Сначала он не понял, что не так с этим словом, но быстро сообразил: «порезал» – это не «убил». Возможно, туберкулезник выжил, возможно, и пострадал не сильно! Сразу вспомнился случай, слышанный Валерой на зоне, как какому-то хмырю воткнули нож в грудь, а он прошел, не задев ни одного органа. В итоге – легкие телесные повреждения. В этот момент в голове у Валеры шевельнулось воспоминание, как он всадил нож между ребер Миши, как неоднородно он вошел в его ткани…

– Я не порезал, сдавленно ответил Валера и тут же, не дожидаясь повторного полета со стула, добавил: я защищался!

– Защищался? От кого?

– Туберкулезник первый за нож схватился, бабу свою ко мне приревновал. Мне пришлось… Эта версия родилась в его голове внезапно, и так быстро там укоренилась, что уже через секунду Валера мог поклясться самому себе, что так оно и было.

– Чего тебе пришлось? Вы что, за нож по очереди хватались? Он там один на столе был… Кстати, а где он?

– Я его за гаражами выкинул.

– Поехали, покажешь, где.

– А что с туберкулезником? – робко спросил Валера, и сердце его бешено заколотилось. Приговор суда он ожидал с меньшим волнением.

– Ха, ты слышал вопрос? Всадил нож в сердце и засомневался, что ж такое случилось с гражданином Ломовым!

– Ну, можно сказать, что ты его вылечил! Мертвые, они ведь не только не потеют, но и не болеют! Ха-ха-ха.

– Вообще, редкий был гондон, этот Михаил Ломов! Задавал нам в свое время работы: тащил все, что можно. Потом подцепил на зоне туберкулез и успокоился, вроде. Как их, доходяг, из тубдиспансера выпускают?! Что не выходной – линяет оттуда, бухать с бомжами. Да при этом еще и бабу себе завел! Она ж вроде там с вами была?

– Н-да, представляю себе, как он занимается с ней любовью. Одышка, кашель, вокруг мокрота…

– Да заткнись ты! Нет его больше. Ни одышки, ни кашля, ни бабы. Вон, этому недоумку спасибо скажи.

– Я б сказал, да боюсь, после моих благодарностей его в ИВС не примут…

* * *

Следствие по делу прошло быстро. Ушлый адвокат посоветовал Валере пойти в отказ, подруга по имени Динара пообещала подтвердить его алиби. Но пятиминутная беседа с операми на корню пресекла эту идею: Динара само знакомство с Валерой перестала признавать.

Старательно подбрасываемая адвокатом формулировка «на почве внезапно возникшей неприязни» так же не прижилась в уголовном деле. Случайные Валерины собутыльники в один голос подтвердили, что никакой неприязни между ним и покойным не было. Об их же дружный хор разбилась и версия о самообороне.

О них, собутыльниках, тоже необходимо сказать пару слов. Их путь в свидетели был не простым. Да что уж там, – болезненным.

Прибывшие на место сотрудники полиции не сразу поверили в их версию о «малознакомом Валере». По началу, они почему-то косо смотрели на Угрюмого Вадика. После ночи активных «расспросов», несчастные даже стали припоминать, что Вадик, вроде бы, ссорился с Михаилом…

Сам Вадик насмерть стоял на своем, но думается, к концу дня и он «припомнил» бы нужные детали.

Спасла бедолаг случайность: участковый, пришедший утром на службу, по описанию вспомнил, что похожий Валера попадал в поле его зрения. Дальнейшее было уже делом техники. К обеду личность Валеры была установлена.

Здесь же кроется и причина относительно мягкого задержания. К моменту встречи с операми в подъезде, вина Валеры была полностью доказана. От его признаний уже ничего не зависело. Оба опера дежурили вторые сутки подряд, и сил лютовать без причины уже не было.

Разумеется, описанная история не попала в уголовное дело. Да и как бы Валера рассказал ее? Даже если бы он нашел нужные слова, ничего бы не изменилось. Происходившее в его душе, его терзания, любовь, ненависть… все это совершенно неописуемо в терминах Уголовного Кодекса.

В связи с отсутствием видимых мотивов преступления, Валера отправился в суд с формулировкой: убийство из хулиганских побуждений.

…Одиннадцать лет с отбыванием в колонии строгого режима, – таков итог истории Валеры.

* * *

Район, где все случилось, с юга заканчивается бескрайней степью, где на почтительном расстоянии друг от друга расположились три химических завода. Для справки сообщу, что Валера не работал ни на одном из них. Эти заводы стали собственностью богатых монополий, которые в услугах лиц, подобных Валере, не нуждаются. На рабочие вакансии к ним гурьбой спешат люди с высшим образованием.

От степи и промзоны жилые постройки отгородились большим кладбищем. Символично, что добрая половина его обитателей оказалась в ином мире как раз благодаря химии.

Ветра, дувшие преимущественно с юга, заносили в город такой набор канцерогенов, что умереть от рака стало здесь традицией. Но не для всех.

Небольшой металлический крест венчает собой безымянную могилу с пригорком из рыжей глины. Единственный искусственный венок, положенный сюда во время похорон, полинял, но до сих пор лежит на своем месте. На порыжевшей ленточке что-то было написано, но разобрать что, уже невозможно. По всему видно: со дня похорон никто не навещал покойника. Здесь нашел свой последний приют Миша.

Валера так