лишь слегка размытые отражения четверых соратников Прозорливого. Дзамэ Максар, сын начальника порта, рослый крепыш с широким улыбчивым лицом. Он легко набирал вес, и давно превратился бы в шар, если бы не ежедневные тренировки с тяжёлой боевой киркой. Статный красавец Улан Холом, сын первого гранильщика, с вечной маской горделивого безразличия, за которой пряталась настороженная чуткость бдительного — человека, способного за сто шагов учуять биение сердца колдуна. От самого рождения он был обещан Ордену Стражей, и сейчас искренне не понимал, зачем ему тянуть жребий. Флегматичный Бодоо Боргут, младший сын одного из провинциальных наставников, чьи старшие братья предпочли святости богатство и основали первую на юге ткаческую мануфактуру. Худощавый гибкий Айсин Тукуур с рассеянным взглядом больших, как у его пернатого тёзки-филина, светло-карих глаз. Бедняк среди богачей, но отнюдь не чужак в их кругу: Бэргэны, клан матери Тукуура, потеряли богатство и влияние, но не длину родословной, а это ценилось едва ли не больше ароматных дощечек, заменявших в стране Смотрящего-в-Ночь перламутровые раковины и золотые монеты.

Максар ободряюще улыбнулся Тукууру и хлопнул его по плечу.

— А ты молодец, — весело сказал он. — Даман и Хобоо бились об заклад, что ты откажешься. Теперь они должны мне по две щепки каждый.

— Последнее пари слуги Дракона? — хмыкнул Боргут.

— Пф, — фыркнул Максар. — Сам Прозорливый в пятом воплощении благословил тех, кто почитает удачу!

— А ещё приморскую кухню и любовные стихи, — ехидно заметил Холом.

Тукуур тихо вздохнул. Он недолюбливал болтовню в алтаре, но, увы, ей не брезговали даже старшие гранильщики.

— Если бы по стороне, в которой лежит шкатулка, можно было угадать своё назначение, — мечтательно произнёс Максар. — Я, не раздумывая, выбрал бы юг.

— Южнее Бириистэна что-то есть? — поднял брови Холом.

— Нет, и в этом главная прелесть, — ухмыльнулся сын моряка.

— Первая флотилия? — понимающе улыбнулся Тукуур. — Высокие пальмы, говорящие птицы, ловцы жемчуга и океан приключений вокруг?

— В десятку! — расплылся в довольной улыбке Максар.

— Куда бы я не отправился, — пожал плечами Холом. — Я буду служить Ордену. Указ, который лежит в моей шкатулке, пропадёт зря.

— Довольно о мирском! — сердито оборвал его Тукуур. — Покровительство одного из четверых посланников Дракона неизмеримо ценнее и важнее всего, что может лежать внутри шкатулок!

Холом едва заметно усмехнулся и с легким поклоном пригласил Тукуура пройти к бронзовой урне.

— Тогда соверши для нас гадание, наставник церемоний. Помолимся, братья-соратники!

Избранник Дракона медленно обошёл сосуд и остановился между друзьями и зеркалом в том месте, где на полу были выложены четыре звезды Врат Верхнего мира и их чёрные тени — обломки Драконьей Ладьи.

— О бессмертные посланники, по слову Дракона освободившие людей из рабства Безликого и указавшие нам путь из тьмы Нижнего мира к звёздам мира Верхнего! — нараспев произнёс он, воздев руки. — Ныне явитесь и поднимите для нас фиолетовую Вуаль, отделяющую мир смертных от мира духов! Выберите среди нас, собравшихся здесь, по одному наиболее угодному каждому из вас! Дайте нам хотя бы малую часть своей мудрости, чтобы усилия наши принесли процветание государству, величие правителю и гармонию народу!

Опустившись на колени перед бронзовой урной, он положил дрожащие от волнения руки на крышку и закрыл глаза. Улан Холом шагнул к нему и склонился, держа перед собой сложенные руки.

— Лента Вуали размечает путь, и голос Дракона прорекает из пустоты! — необычно глубоким и серьёзным голосом провозгласил воспитанник Ордена.

Судорожно вздохнув, Айсин Тукуур откинул крышку и вынул из глубины сосуда медную пластинку.

— Первый из них — сияющий воин, подобный расплавленной стали, непобедимый на свету и во тьме, вошедший в неприступную крепость, святая святых Безликого, и посвятивший её Лазурному Дракону, — прочёл он и положил пластину в руки Холома.

Глаза юноши округлились. Он молча прижал пластину ко лбу, поклонился до земли и отошёл в тень, освобождая дорогу товарищам.

— Высокая честь! — пробормотал Максар.

В его голосе Тукууру почудилась обида на то, что Стальной Феникс, покровитель воинов, выбрал не его, а юного стража. Сын моряка замешкался, и Бодоо Боргут шагнул к урне.

— И третий, чьё сердце прозрачно как чистая вода, а натиск сокрушителен как бросок крокодила, — прочёл Тукуур на его табличке.

Боргут поклонился и отошёл в тень. Дзамэ Максар занял его место перед урной. Повинуясь внутреннему импульсу, Айсин Тукуур молча отдал ему табличку.

— Лицо же четвёртого внушало благоговейный трепет, и молнии были подвластны ему! — торжественно прочёл воин и, победно улыбнувшись, отошёл.

Знаток церемоний вынул из сосуда последнюю пластину.

— Второй — мудрец, быстротой ума подобный лису, чьи речи были звонки как серебро, — смущённо прочёл он.

— Возблагодарим же духов и примем их дар, — пробасил Максар.

Айсин Тукуур осторожно взял в руки шкатулку, украшенную изображением Скального Лиса и пером — символом пути мудрости. Внутри лежал листок плотной бумаги с аккуратно выведенными синей тушью строками крылатого письма:

Буря внезапная

Рушит расчёты людей

Воля правителя

— Как нам это понимать? — холодно спросил Холом.

Третий ученик раздражённо покрутил в руках свой листок, украшенный точно таким же стихотворением, и уронил его на пол. Остальные мрачно переглянулись.

— Право удержания, — пробормотал Тукуур, словно пробуя слова на вкус. Они казались горькими. — Неужели снова война?

— Здесь написано "спуститесь и слушайте", — сказал Максар, перевернув листок. — Пожалуй, лучшее, что мы можем сделать.

Они одолели половину ступеней, когда один из гранильщиков подал знак.

— Слушайте! Слушайте! — снова прокричали солдаты.

Законоучитель встал и развернул небольшой свиток.

— Прозорливого избранника духов, связывающего воедино Три Мира, вечно бодрого стража Удела Духов, неустанно Смотрящего-в-ночь, держащего слово, вернувшегося из Верхнего Мира в двадцать второй раз, священное повеление! — провозгласил он, а затем поцеловал печать и поднял свиток над головой.

Четверо товарищей скатились по лестнице до ближайшей площадки и снова упали в пыль, совершая положенные три простирания.

— Открылось Нам, — продолжил читать законоучитель, — что некоторые злодеи, потерявшие истинную веру, пользуясь высоким званием Наших соратников, исказили основы учения, неоднократно на протяжении многих лет удаляя и добавляя знаки и символы так, чтобы это казалось незначительными ошибками. Но сейчас множество этих проступков сложилось в великое бедствие, ослабляя духов-хранителей. Узнав, что духи открыли Нам это, святотатцы впали в безумие, решив между собой убить Нас и солгать народу, будто бы они нашли Нас в двадцать третий раз, но под именем Нашим поставить одного из своих детей. С великой болью в сердце Мы пресекли зло, исходящее от них, обрубив ствол и удалив корни до мельчайшего кусочка. Но ныне предстоит Нам великий труд, и к нему призываем Мы всех Своих соратников, старших и младших, учёных и доблестных. Повелеваем наставникам