отметал ее предположения, в то время как я нервно крутила на пальцах кольца, соображая, как мне следует держаться, когда я переступлю порог комнаты номер десять. Я предпочла бы часами кататься на машине и слушать радио, хотя диктор бубнил с полным равнодушием. Когда Шарль парковался, я засмотрелась на него, улыбаясь.

– Ты чего?

– Спасибо, что любишь меня.

Он залился смехом, который так мне нравился.

– Да ну тебя, Фаб, не говори так, я ж тебе не одолжение делаю!

Тетя пожелала сесть сзади, и на миг я совсем про нее забыла. Меня охватило смущение за свой порыв нежности. Мне хотелось горячо поцеловать его, как я любила, но я только чмокнула его в щеку, отстегнула ремень безопасности и попрощалась. Поглядела вслед машине и, лишь когда она уехала, вошла в Дом «Птицы». У дверей меня уже ждала Лия. Она потребовала, чтобы я подняла руки и прошлась по воображаемой прямой линии, что я чуть было не проделала, но быстро спохватилась, поняв, что она шутит.

– Надеюсь, Фабьена Дюбуа, когда ты наконец напьешься, я сама буду трезва и это запомню!

В ответ я скорчила рожу и протянула тарелку, на которой лежал кусок пирога.

– Хочешь?

Я знала, что Лия сладкоежка. Она уставилась на пирог, пожирая его глазами, но тарелку не взяла.

– Смарт, наверное, будет рад гостинцу. Он как раз в обед просил чего-нибудь сладенького.

В коридоре «Ласточек» стояла тишина. На меня всегда глубоко действовали покой и безмятежность, здесь царившие, но по вечерам эффект был особенно силен. Пространство было будто пронизано тайной. В этом воздухе все было хрупким, как крыло бабочки: любое слово, любой разговор. Грань между жизнью и смертью была здесь предельно тонка – и, вопреки здравому смыслу, именно поэтому в хосписе мне становилось легче.

Теперь Лия выглядела серьезной, и между бровей у нее залегла характерная складка. Я не выдержала и резко остановилась.

– Ты точно не знаешь, чего ему надо?

Она не ответила и только махнула рукой, чтобы я поскорей зашла. Кровь стучала у меня в висках. Я обернулась – но Лия уже возвращалась к себе в кабинет. Смарт сидел в постели и читал все тот же журнал, что и в прошлый раз. Когда он заметил меня и скривился, я подумала, что Лия все-таки меня уделала. Смарт вовсе никого не звал, а она сейчас потирает руки, довольная своим ходом. Только вот никак не верилось, что Лия способна зайти так далеко.

Я поставила тарелку с пирогом на столик у кровати и сняла пальто. Мы по-прежнему ни словом не перемолвились. Я, как и тогда, присела на подоконник, решив, что досчитаю в уме до тридцати – и, если за это время он ничего не скажет, начну разговор сама. Заодно я улучила момент, чтобы окинуть взглядом его личные вещи: стопку книг и журналов на книжной тумбочке и фото немецкой овчарки в деревянной рамке. Здесь не было того, что обычно видишь в комнатах пациентов: цветов, растений, фотографий родных, детских рисунков.

Секунды шли, а Смарт на меня даже не взглянул. Двадцать восемь. Я встала и направилась к двери.

– Фабьена!

Он произнес мое имя таким голосом, как будто я уходила навсегда. Я обернулась и подняла указательный палец: подождите минутку. Дежурила моя любимая медсестра, Барбара. Я спросила ее, навещал ли кто-нибудь Смарта за все то время, что он у нас лежит.

– Ты представляешь, я у девочек сегодня то же самое спрашивала. Нет, посетителей не было, и не звонил никто.

– А ты уже знала, кто он такой?

– Ну конечно, я думала, тут весь день будет толпа народу, человек-то известный.

Я ушла, крепко задумавшись. Увидев меня снова, Смарт опустил журнал и подложил себе под спину подушку, чтобы сидеть повыше.

– Я думал, ты совсем ушла.

– Нет, что вы.

Я уселась на свое обычное место. Начала заново счет, и, когда дошла до десяти, он сказал:

– Ну, как он там поживает?

Я стала лихорадочно соображать, о ком речь, но только подняла недоуменно брови. Мое замешательство рассмешило его.

– Я вас давеча к черту послал, так ты обещала от меня ему поклониться.

– А-а! Он был весь красный как помидор – наверное, давление подскочило.

Он расхохотался так, что закашлялся, и тут же в комнату заглянула Барбара, проверяя, всё ли в порядке. Отдышавшись, Смарт направил на меня палец и сказал:

– Спасибо. Это все, что я хотел узнать. Спокойной ночи.

Я остолбенела. Еще с минуту я смотрела на него, пытаясь понять, не шутит ли он, но Смарт больше не открывал глаз, поэтому я надела пальто, на цыпочках вышла и прямиком отправилась в кабинет к Лии. Завидев меня, она от нетерпения вскочила с места, как будто ожидала узнать какой-то страшный секрет.

– Ну что?

Я притворилась, что роюсь в кармане пальто.

– Да вот, чек мне выписал, боюсь смотреть, сколько там.

– Что?!

– Ну нет, конечно. Спросил, как поживает черт.

– Хватит придуриваться. Что ему было нужно?

– Не придуриваюсь я, честное слово. Он правда хотел узнать, как поживает черт. Ну помнишь, я тогда еще сказала, что черту привет от него передам…

– Черт знает что такое.

Я пожала плечами и повязала шарф.

– Может, ему просто одиноко? Я спросила у Барбары, были ли у него посетители, – она говорит, никто не приходил.

Лия медленно села на место.

– И правда…

– Может, у него и нет никого?

И, будто от нажатия на невидимую кнопку, она оживилась, возмущенная моей наивностью.

– Ты что, Фабьена, это же Смарт! У него наверняка куча друзей, коллег… Да бред, не может такого быть.

Я потерла висок, стараясь унять барабанную дробь в голове. Да, наверняка этот человек знаменит – но правда в том, что он лежит и помирает совсем один в хосписе Сент-Огюст-cюр-Мер.

– Знаешь что?

Лия подпрыгнула от неожиданности, как будто я выдернула ее из мира грез.

– Что?

– Пойду-ка я спать.

Я попрощалась с ней, отклонив предложение подвезти меня до дуплекса. Мне, конечно, хотелось поскорее вернуться, но не меньше нужен был небольшой интервал между Домом «Птицы» и собственным домом. Ходьба, пересчет плиток под ногами и шум реки нередко помогали мне отделить дом от работы. Когда-то я пообещала себе не вкладываться эмоционально в жизнь пациентов так, как в Доме «Тропинка», в Дэмоне, но это было все равно что ежедневно оставлять сердце в прихожей – мысль совершенно абсурдная.

Я ускорила шаг, чтобы согреться, а когда до дома оставалось всего несколько минут, припустила бегом, впрочем, по-прежнему стараясь не наступать на швы между плитками. Я бежала, высматривая огонек над нашим крыльцом. Колени ныли, и я боялась поскользнуться на опавшей листве, но поднажала напоследок, пока не показалось крыльцо. Войдя, я услышала смех Шарля. Он сидел у тети Клэр.

Не успела я снять сапоги, как на меня накинулись с расспросами.

– Ну? Чего он хотел?

– Он умер?

Я упала на диван и, смеясь, ответила:

– Мне надо подкрепиться пирогом, тогда отвечу…

Шарль стремглав бросился наверх, как будто это была не просьба, а задание на скорость, и вернулся с остатками чизкейка. Сидевшая напротив тетя пристально следила за каждым движением моей вилки, а рядом, скрестив руки, стоял и не менее пристально смотрел на меня Шарль. Я нарочно томила их, с наигранным стоном смакуя каждый кусочек. Когда же весь чизкейк был съеден, я поставила тарелку на журнальный столик, обвела их взглядом и объявила:

– Он хотел узнать, как поживает черт.

Я думала, что мои слова их потрясут, что я удивлю или смущу их, но, вопреки всем моим ожиданиям, они рассмеялись. Тетя ткнула пальцем в сторону Шарля.

– Ну, что я тебе говорила? Фабьена еще не знает, с кем связалась!

Я посмеялась за компанию, хотя мне было не слишком-то смешно. Тетя встала и пошла за колодой таро. Я знала, что она страсть как хотела – и уже давно – погадать Шарлю. У меня вырвалось «о нет…», но она не обратила внимания.

– Уверена, мой милый, тебе интересно, что я нагадаю!

– Да? А я что-то не очень уверен.

Пока тетя приступала к картам, я