***

Анна выбрала брошку-лилию из белого золота с алмазными капельками на лепестках; Тим пришёл в понедельник на работу совершенно обычным; жизнь продолжилась как ни в чём не бывало. Переговоры о расширении контракта на установку копий системы объявили делом будущего года, после чего я выдохнул и со спокойным сердцем поехал на трёхдневный трофяк в честь четвёртого ноября. Моим штурманом был неизменный Дима, счастливый возможностью немного отдохнуть от прелестей семейной жизни, и вместе мы взяли второе место в группе. Могли бы и первое, но увы: не хватило времени на последнюю точку. Однако кубок нам всё равно достался, и я благородно отдал приз напарнику. Будет для его Люси доказательство, что благоверный не просто так проболтался в полях все праздники.

Турнир проходил в местах, где сотовая связь ловила через раз на третий, и я, в принципе, ожидал, что возвращение к цивилизации будут сопровождать сообщения о непринятых вызовах. Не ждал я другого: что среди желавших со мной пообщаться окажется Тим. На душе тоскливо взвыла собака Баскервилей, и я без промедления нажал «Call». Долго слушал гудки, а потом механическая девушка сообщила, что абонент не может ответить на мой звонок. «Пожалуйста, позвоните позднее».

Тем вечером я ещё трижды пытался пробиться сквозь вежливость автомата — безуспешно. Поговорить с Тимом удалось только следующим — понедельничным — утром, когда он позвонил сам.

Звонок застал меня на стоянке перед офисным центром.

— Андрей, оформи мне, пожалуйста, отгул на весь день. Без сохранения.

Голос Тима звучал ровно и безжизненно, как у лишённой души оболочки, отчего меня мороз по загривку продрал.

— Что случилось? — беспардонный вопрос, на который я знал ответ. Абсентовый морок соврал почти на полтора месяца.

— Прошлой ночью у тётушки случился повторный приступ, — Тим говорил гладкими, выверенными фразами. Сколько ещё раз он их повторит сегодня? — Её положили в больницу, но после суток в реанимации она скончалась. Похороны сегодня, в три.

— Соболезную, — я машинально сжал ручку водительской двери «Патриота», готовясь запрыгнуть обратно в салон. — Тебе нужна помощь?

— Спасибо, я справляюсь.

Я скрежетнул зубами.

— На завтра точно отгул не нужен?

— Точно, спасибо.

— Ну, смотри. И звони, если что.

— Хорошо. Пока.

— Пока.

Поговорили, блин. А ведь мне даже толком ничего про его семью не известно — может, на самом деле у него целый вагон родни. Хотя, таким голосом о кончине тёти говорят только в одном случае: когда ближе неё никого не было. Тут я вспомнил о времени, посмотрел на часы и спринтером рванул ко входу в бизнес-центр.

О случившемся у Тима несчастье я рассказал только шефу, да и то исключительно ради того, чтобы завтра он при случае не выразил новому сотруднику своё «фе». Вася к отгулу джуниора отнёсся спокойно — он полагал себя моей совестью, а не Сорокинской, — зато Ольга попробовала выяснить у меня подробности. Насколько я знал, их с Тимом отношения до сих пор оставались в границах дружбы, и не похоже, чтобы он посвятил её в проблемы здоровья родственников. Так что я тоже не стал ничего говорить: пусть сам завтра разбирается, моё дело сторона.

Работа шла ни шатко ни валко — точно как унылый ноябрьский дождичек за окном.

— Скучный ты сегодня, Андрюша, — заметил после обеденного перерыва Вася Щёлок. — На выходных, что ли, весь драйв растратил?

— Мой драйв на месте, — я задумчиво смотрел на косые росчерки воды по оконному стеклу. — Просто для всего своё время.

— Андрюша, не пугай меня, — Вася сделал встревоженное лицо. — Ты у нас весельчак и раздолбай, помнишь?

— Помню, — вздохнул я и поднялся из кресла. — Пошёл я к шефу об отгуле до конца дня договариваться.

Теперь не выдержала и Ольга: — Андрей, ну с тобой-то что? Ты не заболел?

— Со мной всё прекрасно. Просто надо кое-куда метнуться к трём часам.

Ответ Ольге не понравился, однако дальше расспрашивать она не стала. Как и Вася, который ограничился крайне недоверчивой гримасой.

Я полностью отдавал себе отчёт, насколько глуп и скверно продуман мой замысел. Допустим, похороны будут на Новом кладбище, но как я собираюсь искать место? Тем более, что погода окончательно испортилась, подмешав в дождь ледяные осколки. Даже с зонтом, каким-то чудом оказавшимся в машине, выбираться из надёжного нутра «Патриота» казалось дуростью. И всё-таки я вылез, ёжась на пронизывающем ветру, поднял воротник куртки и резво поскакал через лужи к домику кладбищенского смотрителя.

Низенький старичок с тёмными глазами-бусинками неприятно напомнил о майском сне и о бомже, показавшем мне вход в подземный мир. Мой визит отвлёк дедка от ток-шоу в стиле «скандалы, интриги, расследования», однако разговаривал он со мной доброжелательно и немного с сочувствием. Да, сегодня в три часа есть похороны — за день четвёртые, не выдерживают старики такую погоду. Конечно, он расскажет мне, как пройти, и даже покажет, вот только оденется. Тут я запротестовал — компания могла бы стать лишней — и попросил объяснить на словах. Дед покивал и исчез в глубине домика, отозвавшись на моё недоуменное «Э-э, уважаемый!» неопределённым «Сейчас, сейчас». Впрочем, он действительно скоро вернулся и вручил мне клочок линованной бумаги с художественно набросанной схемой маршрута. Тыча в рисунок огрызком карандаша, подробно растолковал и без того понятную картинку. Я покивал на объяснения, искренне поблагодарил и попробовал было сунуть старикану сотку за помощь, но на материальное выражение благодарности дед вдруг серьёзно обиделся. Извинения заняли ещё несколько минут, так что когда я наконец вышел из сторожки, на часах было ровно три.

Пока я стремительно шагал по расклякшим кладбищенским дорожкам, в голове теннисными мячиками скакали мысли, что будет чертовски смешно, если это всё-таки окажутся не те похороны. Или что я уже непоправимо опоздал и не найду на месте ничего, кроме свежего могильного холмика. Однако ни одно из пессимистичных предсказаний не сбылось: я успел, и это были те похороны. Никем не замеченный, я сложил зонт и остановился за пафосным фамильным склепом неподалёку. Пришла пора задать-таки себе вопрос: зачем я здесь? — и честно не найти на него ответ.

Проводить Тимову тётушку в последний путь пришли восемь человек. Все пенсионного возраста, с разномастными зонтами, и Тим, стоявший под дождём с непокрытой головой, смотрелся на их фоне белой вороной.