Он не слышал ее криков. Не реагировал на душераздирающие мольбы. Но почти бесшумный шепот…остановил его как раз в тот момент, когда его пальцы грубо сжали полушарие груди, оставляя синие отметины, а зубы безжалостно впились в тонкую шею. Стало вдруг легко. Смогла пошевелить слабо ноющей от боли рукой. Медленно поднесла подушечки пальцев, коснувшись саднящей от укусов ключицы. С трудом нашла силы в прямом смысле сползти с кровати. Точнее — скатиться с ней, шумно приземлившись на ковер. Распластавшись на нем, не желая потрудиться подняться или наощупь за что — то ухватиться. Неполноценная слепая дурочка. С чего решила, что ей дозволено вести себя, как другим девушкам, дерзко общаясь и играя на нервах у мужчины, забавляясь его неосведомленностью о ее слепоте? Ее личный приговор. Свыше определен — никогда не пытаться быть той, кем она не является. Просто обычной девушкой.

— Боже, как ты упала! — Морганит вздрогнула, когда сильные мужские руки оторвали ее от твердой поверхности, вознося в воздух. Инстинктивно уткнулась кончиком носа в его грудь. Слушала, как быстро и неритмично бьется сердце человека, который еще пару мгновений назад перевоплотился в настоящего зверя. Похотливого и черствого. Ее осторожно уложили на покрывало, и она задрожала от накатившего запоздалого страха. Снова приступит к издевательствам. Вновь начнет бессовестно лапать ее, пытаясь утолить голод. Забывая о ней, как о живом существе. О ее боли. Лишь наказать и продемонстрировать превосходство. А она не в состоянии сопротивляться. Слабая и беззащитная, смиряясь и с этой участью. Как всегда.

— Мне, действительно, жаль, — послышался его охрипший голос совсем рядом, и она сжала край покрывала, ожидая очередного потрясения. — Я ненавидел мужчин, которые силой берут девушек. Вопреки их желаниям. Ненавидел людей, которые ломают слабых или бьют детей и женщин. И я презирал воров и тех, кто берет, что не принадлежит им по праву. А кто я теперь? Подхожу под все три типа.

— Я…вас не понимаю, — сбивчиво проговорила Морганит, продолжая трястись то ли от страха, то ли от пронзившего холода. Ей было жарко в его руках. Словно невидимый огонь расплавлял ее, как воск, и она растекалась, сама того не желая. Пугаясь и подчиняясь.

— А ты бы хотела понять меня после того, как я тебя изнасиловал? — усмехнулся он. Тон не суровый и раздраженный, как минутами ранее. Без эмоций, кажущийся неестественно глухим. — Я ненавижу воров, ясно? И себя сейчас ненавижу. Из — за тебя.

— И что же вы украли из — за меня? — недоуменно и с нарастающей паникой задала вопрос Морганит.

Он — странный. Он — часть того мира, на которой доводилось мечтать посмотреть. На все изобилие красок. Встретить рассвет. Побыть под яркими солнечными лучами. Однако казалось, что Ральф — противоположность того, что она хотела бы увидеть. Другая часть. Может, такая же темная. Поглощенная мраком. Не той тьмой, окружающей Морганит. Иной. Темнотой, что живет внутри, застилая собой свет. То, к чему стремилась она, имел он, но позволял мраку перекрыть.

— Твою невинность, — отозвался мужчина. Слышала, как он ходит по комнате. Неторопливые шаги отдавались эхом. — Не смог вовремя остановиться, черт побери. Это было не моим.

— Изменить уже ничего нельзя, — не узнавала собственную равнодушную интонацию, под которой таились истеричные нотки. Готовые вырваться наружу рыданиями. Криками от безысходности. — Вызови такси. Я хочу уехать. Как мне отсюда выйти?

Повисла гробовая тишина. Липкая и пробирающая до мурашек, потому что она ждала от него ответа. Плевать, как она доберется до машины, сколько раз упадет, какие еще неурядицы ожидают впереди. Слепыми легко играть, забавляясь и тыкая в них пальцем. Использовать, как угодно. Предметы, лица, да и все окружение — сплошная тьма, а разве можно судить мрак? Наверное, именно по этой причине отец оберегал и не выпускал ее из «золотой клетки».

— Почему ты молчишь? — нарушила затянувшуюся паузу Морганит. Может, он ушел?

— Ты никуда не поедешь в два часа ночи, — решительно заявил Ральф. — Останься.

— Сам выгонял, а теперь просишь не уходить? Хочешь загладить вину или боишься, что…

— Твой язык нарвался на все это, — перебил ее он. Вмиг прикусила губу, вспомнив, куда привела ее в прошлый раз дерзкая манера общения и имитация своенравной высокомерной девушки. Представление, что она вновь будет испытывать его прикосновения на груди, на бедрах. Грубо и безудержно. Смешивая и боль, и испуг, и нечто еще, чему сложно дать объяснение. Остаться с мужчиной, лишившим ее девственности, причем насильственным путем? Его следует презирать всеми фибрами души. Бежать от него. Он разрушил ее жизнь. Так поступила бы любая, поменяйся с ней местом. Но Ральф ничего особо и не поломал. Уже давно после потери зрения от жизни остались разбитые куски. Он только еще растоптал, превращая в мелкие осколки.

— Ты больше не тронешь меня, — то ли спросила, то ли утверждала Морганит, потягивая одеяло почти до подбородка. — И я не хочу, чтобы ты спал со мной. Ложись на полу.

— А вот это уже лишнее, — небрежно кинул он. Матрац прогнулся, принимая тяжесть мужчины. — Пока ты не попросишь — тебя трогать я не буду, но спать я буду на кровати.

— Ты и не извинишься? Ты украл то, что не принадлежало тебе! Вдруг я собираюсь замуж и берегла свою невинность для брачной ночи? — вместо того, чтобы отвернуться и направить оставшуюся энергию на игнорирование его дыхания, запаха и тесного сближения с мужским телом, продолжала нести чушь. Он точно действует на нее нехорошо. Путает мысли, кидая в какую — то альтернативную реальность.

— Во — первых, я спас тебя, как ты сама выразилась, от бандитов, поэтому считай мое одолжение извинением, — мышцы болезненно заныли, стоило ему то ли случайно, ли нарочито коснуться ладонью ее живота. Он сразу же убрал руку. — Во — вторых, вместо диких криков о помощи и призыва моей совести могла бы сказать, что ты — девственница, и я…бы не зашел далеко.

— То есть, по — твоему, я не должна была кричать? Меня насиловали!

— …в — третьих, по твоему поведению и раскованности последнее, что мне пришло бы в голову, что ты абсолютно не имеешь опыта, — закончил Ральф. Опередил, прежде чем она успела бросить встречный словесный вызов. — Ты даже сейчас лежишь в постели с почти голым мужчиной, лицом к лицу, и споришь. Девственницы ведут себя по — другому.

Повернувшись на другой бок, Морганит затаила дыхание. А что он ожидает увидеть в пустых глазах? Неподвижные, устремленные вдаль в призрачной надежде в кромешном туннеле заметить хотя бы одну светлую полоску. Каждую секунду. Из года в год. Сталкиваться с жестокой правдой. Отсюда не вырваться. Не скрыться. Вечная мгла.

Он хотел и сейчас ее. Сладкое мягкое тело, источающее клубнично — цветочный аромат. Хотел вторгаться в нее, заполняя собой. Упиваясь стонами наслаждения. Видеть в этих глубоких зеленых глазах животный голод, какой возбудила в нем она. Смотреть в расширенные зрачки, в которых будет гореть пламя порочной страсти. Грех — он такой, сладкий и призывающий совершить его. Вкусить вдвоем, совершая его обоюдно.