делает в Корее белая американская девушка, но сдержался.

Мне показалось, что он гордился тем, что не заботится о других. А может, ему просто было все равно, и гордость была его стандартной установкой.

Я бросила быстрый взгляд в его сторону, чтобы убедиться, что его лицо все еще заставляет мой пульс учащаться.

Так и есть.

— Если тебе станет легче, я участвовала в соревнованиях по го, когда была там.

Его губы изогнулись в злобном оскале.

— С чего бы это мне стало легче?

— Когда я тебя уничтожу.

— Ну и кто теперь хитрит?

— Пожалуйста, Зак. В этой комнате есть только один мудак, и я думаю, мы оба знаем, что это ты.

Ага. Это только что вылетело из моего рта.

Вера была права.

Возможно, меня невозможно было цивилизовать.

Зак сдвинул еще один камень. Он загнал меня в угол, как в прямом, так и в переносном смысле. Он был фантастическим игроком. Спокойный, прагматичный, непоколебимый.

Меня это не удивляло. Просто раздражало. Я привыкла к тому, что у меня есть преимущество в аналитике. Отец всегда предупреждал, что за глупость всегда приходится расплачиваться.

Возможно, именно так Закари Сан и сколотил свое состояние — от наследства, достойного Форбс, до номинального ВВП Люксембурга.

У него не было слабостей, которыми можно было бы воспользоваться. У него не было глупости, за которую нужно было бы платить.

Я вертела камень в ладони, ожидая его шага, игнорируя этикет обращения с камнями, зная, что это может его обеспокоить.

— Не пора ли тебе вернуться к гостям?

— Нет, — решительно сказал он. — Без меня им будет веселее.

Он переложил камень, наклонившись ближе ко мне. Я его нисколько не интересовала. Можно возразить, что я была практически полуголой, на блюдечке перед ним, полностью в его власти.

Но ему было все равно.

У тех бедных девушек внизу не было ни единого шанса.

Закари Сан не любил ни любовь, ни страсть. Люди не возбуждали его. Его волновали цифры и игры разума.

Я прочистила горло.

— У тебя хороший дом.

Мне нужно было как-то заполнить тишину. Чтобы он не задавал вопросов обо мне.

В то же время я боялась, что он узнает мой голос. Все остальные разы, когда мы встречались, мы оба носили маски.

Прошло несколько мгновений, прежде чем он поднял глаза в мою сторону. Это длилось не более секунды.

— Это не вопрос.

Христос.

— Это правда, что твоя мать заставляет тебя жениться до конца года…

— Я хочу играть в тишине.

Я уперлась костяшками пальцев в висок, надеясь ослабить нарастающее давление.

— И тогда ты позволишь мне уйти с миром?

— И тогда я, возможно, позволю тебе уйти целой и невредимой. Это мое лучшее и последнее предложение.

— Для меня это не слишком выгодная сделка.

— Думаю, да. Если только ты не любишь тюремную еду.

— Я не привередлива.

По крайней мере, мне больше не придется платить за аренду жилья, чтобы жить в доме моего детства.

— Так же как и людям, которые будут загонять тебя в угол в душевых.

— Ты намекаешь…

— Я не намекаю. Я открыто говорю об этом. И прямо сейчас я говорю: сделай свой ход. Без единого слова.

Я повиновалась.

В течение следующих двух часов мы погрузились в игру.

Каждые двадцать минут кто-то стучал в дверь и пытался заманить его обратно на вечеринку. Всех их встречали ленивые взмахи рук, бессловесное указание уходить.

Все внимание Зака было приковано к нашей игре, поэтому я изо всех сил старалась продлить ее как можно дольше. Я не хотела, чтобы он снова начал меня допрашивать.

Но, черт возьми, у него было мастерство.

Если бы он сказал мне, что выступал на соревнованиях, я бы поверила.

На висках выступили бисеринки пота. Мы с размахом вступили в третий час.

Я — с горящими ногами, готовая выскочить за дверь, как только он мне позволит.

А он — с вечной хмуростью на губах.

Его хмурый взгляд превратился в полный оскал, когда стало очевидно, что мы зашли в тупик. Мы зашли в тупик.

Музыка и разговоры внизу стихли, что свидетельствовало о том, что большинство гостей ушли. Хозяин провел здесь всю вечеринку. Со мной.

Конечно, мы так и не поговорили.

Ни единого слова.

Я нарушила молчание первой.

— Мне нужно обдумать свой следующий шаг.

Я потерла щеку, выпятив нижнюю губу. Я ненавидела проигрывать. К тому же я даже не была уверена, что мне удастся выбраться из львиного логова.

Сегодня днем, еще до приезда, я припарковала машину в двух кварталах от его особняка, намереваясь прогуляться до него, держа в руках драгоценный кулон.

Очевидно, я была слишком самоуверенна.

Зак не отрывал взгляда от доски.

— Ты скоро проиграешь.

— Продолжай говорить себе это.

Я встала, потянулась и притворно зевнула. Он тоже поднялся на ноги, его губы все еще были нахмурены.

Я захлопнула каменную чашу.

— Что ж, спасибо тебе за…

— Когда мы закончим игру?

Он достал из кармана телефон и пролистал его. Передо мной промелькнуло приложение календаря. Боже, ему даже в голову не пришло, что я могу отказаться.

Его большой палец поднимался вверх при каждом прокручивании, вероятно, он сортировал удобные для него даты.

— Завтра мне не подходит, а на следующий день у меня встреча в Лондоне, хотя я не останусь на ночь.

Моя челюсть сжалась со звучным щелчком.

Это не должно было меня удивлять. Зак хотел, чтобы ему бросили вызов. Нет, ему нужен был вызов. Все вокруг наводили на него скуку.

К несчастью для него, я предпочла бы ехать домой с завязанными глазами и в наручниках, чем провести еще хоть секунду в его присутствии.

Я почесала щеку.

— У меня, эм, плотный график.

— Еще вечеринки?

Я провела рукой по платью, ладонь вспотела.

— Это грубо.

— Но не неправильно. Кто ты?

Его глаза, словно два ствола пистолета, впились в мягкую плоть моего виска, угрожая нажать на курок.

За этими глазами таилась смерть. Интересно, что они видели, чтобы высосать из них душу?

— Я гость.

— Я бы помнил, если бы пригласил тебя.

— Я кое-чей плюс один.

— Назови этого человека.

Убьет ли это его, если он сдвинется с места?

Я назвала имя человека, который, как я догадывалась, должен был быть здесь.

— Пьер Туро.

Мой клиент. Очень богатый. Он владел ресторанами, торговыми центрами и целым парком среднеатлантических консерваторий.

Наверняка Зак пригласил его и его хорошенькую дочь-аспирантку Анамику.

На его шее вздулась жилка.

— Правда?

— Правда.

— Интересно. А его жена знает?

Черт.

— Я его племянница.

— Та, что