— Позвольте представить вам доктора Фоконе. Он изучал медицину на континенте и хотел бы осмотреть вашего дядюшку.

— Еще один врач? — спросила Эстер Лэнгем, но ее узкое лицо под строгим льняным чепцом осталось неподвижным. — Смотрите, если хотите. Не буду вам мешать.

По знаку Иеремии Ален обратился к сиделке:

— Вы можете идти. Мы пробудем с ним ночь.

Старуха благодарно поднялась и вперевалку вышла из комнаты.

Иеремия проворно перебросил свой плащ через стул, раздвинул полог кровати и посмотрел на больного. Ален слышал, как громко он выдохнул носом. Несмотря на весь свой опыт, иезуит был поражен тем, как плохо ухожен больной. Бритая голова была покрыта влажными язвами. Врач, приложив к коже едкое вещество, вызвал искусственные нарывы, которые с помощью чужеродных тел, в данном случае сухого гороха, оставляли их открытыми до тех пор, пока они не начинали гноиться. Эта процедура должна была пробудить целительные силы организма и исторгнуть болезнь. Откинув тяжелые одеяла, под которыми пациент чуть было не задохнулся, священник увидел на ступнях черные ожоги от раскаленного железа, сделанные с той же целью.

— Инквизиция так не мучает своих несчастных жертв, как эти ученые господа врачи! — сказал Иеремия сквозь зубы.

Он сел на край кровати и осмотрел больного. Трелоней лежал в полной прострации, без всякого выражения на лице, с полузакрытыми пустыми глазами и приоткрытым ртом. Сухая кожа его горела.

Иеремия осторожно развел пальцами потрескавшиеся от жара губы и вытащил язык, принявший коричневый оттенок и обложенный чуть ли не коростой. Гортань была воспалена. Грязная желтая ночная рубашка, в которую был одет больной, прилипала к телу. Несомненно, ее никто не менял. Недолго думая Иеремия разорвал ее, чтобы рассмотреть сыпь. Разной величины розово-красные пятна шли по шее, груди, животу и рукам до самых кончиков пальцев и даже по ногам до ступней. Незатронутым осталось только лицо. Осторожно Иеремия провел рукой по явно увеличенной селезенке. Несмотря на легкость прикосновения, Трелоней застонал от боли. Пульс был очень частым.

— Врач прав, это заразный тиф, — сказал Иеремия. — Тюремный тиф! Я часто видел такие пятна у заключенных Ньюгейта.

Ален с тревогой посмотрел в осунувшееся, вялое лицо судьи.

— Ему хуже, чем сегодня утром. Мне кажется, он умрет.

— Пока он еще не умер, мой друг. Но если мы не собьем температуру, он сгорит.

Не мешкая, священник спрыгнул с кровати и широко распахнул окна, впустив холодный вечерний воздух.

— Потушите огонь в камине, Ален.

Племянница судьи в недоумении смотрела, как худой, одетый во все черное человек поднял занавеси балдахина и, поскольку его друг недостаточно быстро забрасывал огонь пеплом, недолго думая вылил в камин миску воды.

— Мистрис Лэнгем, на ночь мне понадобятся несколько ваших слуг. Также чан, чтобы ваш дядюшка мог принять ванну. Нужно поменять постельное белье, убрать гардины и прокурить их в закрытом помещении. Тростниковые половики, ночную рубашку и вообще всю одежду, которая была на судье во время болезни, сжечь.

Женщина смотрела на него, наморщив лоб:

— Вы хотите его искупать?

Слыхано ли, чтобы купали больного? Ведь вода просочится через кожу в организм и внесет испорченные вещества, которые повредят органам.

— Мадам, прежде всего пациента нужно охладить.

— Доктор Хьюдж сказал, жар ускоряет кипение соков и поэтому обладает целительным действием, — важно возразила Эстер.

— При определенных обстоятельствах так оно и есть, мадам, но когда температура слишком высока, она может причинить больше вреда, чем пользы. Я не раз видел, как от этого умирали. Я слышал, один врач из Вестминстера — Томас Сайденхэм — изучал сыпной тиф и также пришел к выводу о благотворности охлаждающей терапии. — Видя ее колебания, он прибавил: — Мадам, я вижу, вы обладаете здравым рассудком. Если вы хотите спасти пылающий дом от полного разрушения, станете ли вы подбрасывать туда горящие поленья?

— Разумеется, нет, — усмехнулась женщина.

— Вот видите! Зачем же усиливать жар больного, который и так сгорает от него?

Мистрис Лэнгем задумчиво посмотрела на стоявшего перед ней мужчину, серые глаза которого ждали ее ответа. Впервые мужчина обратил внимание на то, что у нее здравый рассудок. Горечь в ее сердце вдруг показалась ей не такой горькой, а бешенство на судью, которое она старалась подавить, несколько отступило.

— Делайте с дядей то, что считаете нужным. Я велю принести вам все необходимое.

— Благодарю вас, мадам. — Иеремия вернулся к больному. — Сколько лет судье, Ален, вы знаете? — с тревогой спросил он.

— Где-то около сорока двух. Почему вы спрашиваете?

— Этот тиф тем опаснее, чем старше больной.

Иеремия положил руку на грудь Трелонея, чтобы послушать сердце, затем ущипнул кожу. Она высохла как пергамент.

— Принесите мне вина, — твердо попросил он.

Пока три лакея возились с чаном, ставили его у кровати и выстилали чистыми простынями, Иеремия попытался влить в больного немного вина. Это оказалось трудно, он ничего не хотел глотать. Нёбо и гортань были воспалены. Бесконечно терпеливо иезуит ждал, пока Трелоней сделает несколько глотков.

Иеремии казалось, что ванну готовят слишком медленно. Лоб судьи горел, а апатия перешла в лихорадочный бред, его преследовали кошмары, он беспокойно метался по кровати и стонал. Иеремия взял у служанки, вошедшей с ворохом свежего белья, простыню, намочил ее в медленно наполнявшемся чане и вместе с Аленом расстелил рядом с судьей на кровати. Они приподняли потерявшего сознание больного и обернули его в мокрую простыню так, что открытыми остались только лицо и ступни. Простыня сковала движения Трелонея, и он перестал метаться.

Когда ванна наполнилась, Иеремия рукой попробовал температуру воды. Она не должна была быть ни слишком холодной, ни слишком горячей.

— Хорошо, кладем его, — сказал он.

Вместе с Аленом и камердинером Мэлори он поднес обнаженное тело к ванне и осторожно опустил в воду. Иеремия поддерживал судье голову, а Ален как следует вымыл его. В это время две служанки поменяли белье, убрали подушки и занавеси. Лакеи вынесли половики, покрывавшие деревянный пол.

Через Kaicoe-то время священник дал знак своим помощникам, они вынули больного из воды, вытерли чистым полотенцем и положили на свежезастеленную постель. Не скрывая опасений, Иеремия прослушал сердце Трелонея и, к своему облегчению, обнаружил, что оно бьется довольно сильно, Несмотря на это, он дал ему для подкрепления еще немного вина.

— Есть в доме простокваша? — спросил он у камердинера, не отходившего от постели хозяина.

— Думаю, есть. Пойду посмотрю, — с готовностью ответил Мэлори.

Ален в восхищении склонился над больным, лежавшим совсем тихо. Теперь он дышал глубже и спокойнее.