По привычке он говорил с ней по-французски: после возвращения короля так было принято при английском дворе. Придворные, делившие с ним изгнание, усвоили на континенте французские обычаи и привезли их с собой в Англию. За это их не очень любили горожане.

Не дожидаясь ответа, Иеремия подошел к Аморе и принялся разделять черепашьим гребнем волосы на левой стороне. Ею не смущало, что она была еще в пеньюаре с широкими рукавами, несколько похожем на платье и надетом на белую рубашку, обшитую кружевами и рюшами. Спереди пеньюар был застегнут бриллиантовой пряжкой. Даме не было зазорно принимать или позировать в таком наряде. Кроме того, он знал Аморе Сент-Клер еще ребенком и, когда они бежали из Англии, провел с ней немало дней и ночей в самых ужасных условиях. С тех пор он относился к ней как к дочери.

В жилах Аморе, наполовину француженки, текла также итальянская кровь, так что она была весьма далека от идеала красоты своего времени, которому отвечали только светлые волосы, белая кожа и голубые глаза. Черные волосы и глаза и кожа, при малейшем прикосновении солнечных лучей принимавшая кремовый оттенок, делали ее похожей на Стюартов. Во время их первой встречи Карл, считавший себя некрасивым из-за внешности южанина, пожалел маленькую темноволосую девочку и заключил ее в свое сердце как сестру по несчастью.

— Простите, что я ввалился во время вашего туалета, — извинился Иеремия, намотав черную прядь на щипцы и расправив чудесный локон. — Я лишь хотел сообщить вам, что теперь живу не «У павлина», а у мастера Риджуэя, цирюльника с Патерностер-роу в пределах городских стен. Если бы вы не настаивали на том, чтобы я был вашим духовником, а удовольствовались капуцином королевы-матери, вам бы не пришлось тратить так много сил. Вы не хотите еще раз подумать, мадам?

— Нет, мой друг, вам известен мой ответ, — мягко возразила Аморе. — Я никому не доверяю так, как вам. Кроме того, кто же позаботится о вашем достатке, если не я? Как миссионер вы получаете крохи от вашего ордена, запрещенного в этой стране. Но даже если бы здешние иезуиты имели регулярные доходы, они и тогда бы не выжили без пожертвований католической знати и посланников.

— Мне нужно не много, мадам.

— О, я знаю. Вы аскет. Вы бы умерли с голоду над вашими книгами, забыв об обеде. Но, пожалуйста, подумайте о том, что без меня вы не сможете помогать вашей пастве. — Она обернулась к нему. Черные глаза вспыхнули. — Король щедр. Каждому, кто поддерживал его в изгнании, он назначил пансион. Каждому, кроме вас, хотя вы рисковали жизнью. Он не может наградить вас, так как разразится невероятный скандал, если выяснится, что он помогает иезуиту, одному из этих «бесстыжих папских наемников». Но королю известно, что вы мой исповедник и что я даю вам деньги, которые получаю от него, и его совесть спокойна.

— Не мотайте головой, глупышка, или вся ваша прическа пойдет прахом, — улыбнулся Иеремия, знавший ее упорство. — Во всяком случае, теперь вы можете навещать меня, когда вам заблагорассудится. Цирюльня мастера Риджуэя находится совсем рядом с шелковой лавкой, где вы обыкновенно делаете покупки.

— Что за человек этот мастер Риджуэй? — спросила Аморе.

— Невозможный ловелас! Никак не могу понять, зачем он перетащит в свой дом священника, который только отравит ему сладкие часы. Но ему не терпится, чтобы я поделился с ним своими знаниями по медицине.

— Ему можно доверять?

— Да, я знаю его с гражданской воины. Это старый друг.

— Вы слишком доверчивы! — насторожилась Аморе. — Вы уверены, что он вас не подведет?

Аморе попыталась скрыть не оставлявшее ее беспокойство. Хотя, взойдя на престол, Карл несколько облегчил положение католиков в своем королевстве, ему пока не удалось убедить парламент изменить закон таким образом, чтобы приверженцы римской веры могли исповедовать ее свободно.

Иеремия завязал волосы Аморе в узел. Мягко положив руку ей на плечо, с которого съехала рубашка, он тихо сказал:

— Вы знаете, я осторожен. Не беспокойтесь.

С туалетного столика он взял заколку, украшенную жемчугом, и закрепил узел, блестевший в тон драгоценному эбеновому дереву.

— Как дела у судьи? — после паузы спросила Аморе.

Во время их последней встречи Иеремия рассказал ей, что лечит сэра Орландо Трелонея. Каждый придворный знал двенадцать судей Королевской скамьи хотя бы по именам, так что ее интерес был неподдельным.

— Ему лучше. Но его жизнь в опасности. Я уверен, его хотят убить.

Аморе вздрогнула:

— Вы серьезно? И кто же?

— Я не знаю, кто за этим стоит. Но обязательно узнаю.

Ему захотелось поделиться с ней своими умозаключениями, так как он ценил не только ее ум, но и женскую интуицию, часто позволявшую ему увидеть вещи под неожиданным углом зрения, и он рассказал ей историю с плащом и объяснил, почему считает, что подмену совершили сознательно с целью заразить судью.

В этом месте Аморе резко перебила его и в ужасе спросила:

— А вы не боитесь заразиться?

— Мадам, как я уже говорил судье, наша жизнь в руках Божьих. Кроме того, опыт научил меня, что тщательная гигиена, как правило, предохраняет от заражения. К сожалению, телесная чистоплотность, столь распространенная в Азии, пока не пользуется популярностью в Европе.

— Так вы хотите найти преступника?

— Да. Хотя единственное, за что я могу зацепиться, это тот ирландец, которого видел судья, придя в себя. Лорд вспомнил, что видел его еще в таверне, он подрался с одним из посетителей. Я уже навел справки, его зовут Макмагон. Некий студент «Иннер темпла», услышав мой разговор с хозяином, рассказал, что несколько раз видел Макмагона в Уайтфрайарсе. Там от констеблей и охранников прячутся жулики и должники. Студент вызвался провести меня туда. В норе, где время от времени ночевал Макмагон, мы узнали, что около двух недель назад он был арестован за кражу и сидит в Ньюгейте. Там-то я с ним завтра подробно и поговорю.

Иеремия поправил Аморе еще один локон на лбу и предложил взглянуть в зеркало. Она улыбнулась, зная, насколько он не одобряет ее образ жизни при дворе, все эти платья со смелыми вырезами и несусветную роскошь. Но иезуит ничего не мог изменить, ей нравилась эта жизнь, полная развлечений, и она не хотела от нее отказываться. Он мог только попытаться удержать ее от худшего. Встретившись с ним глазами в зеркале, Аморе вдруг в смущении потупила взор.

— Я кое-что должна вам сказать, — медленно выговорила она. Она молчала, но Иеремия уже понял, в чем дело. — Думаю, я в положении.

Иеремия не удивился. Она была одной из любовниц короля, и хотя Карл навещал ее не так часто, как леди Каслмейн, рано или поздно это должно было случиться.

— Вы уверены, мадам?

— Уже два месяца у меня не было недомоганий.

Он чувствовал, что Аморе боится его реакции. Она уважала его как отца и не хотела огорчать.