— Ему лучше, — радостно выдохнул он.

— Умерьте свой пыл, Ален, это только начало. Нам предстоит тяжелая ночь, — улыбаясь, заметил Иеремия.

Он велел лакеям вылить из чана грязную воду и наполнить его чистой. Недовольно ворча, они повиновались и тут же получили строгий выговор от племянницы, которая вела дом железной рукой.

— Вот ведьма, — прошептал Ален своему другу, когда Эстер вышла из комнаты. — Неудивительно, что судья никак не может отправить ее под венец.

Поскольку Трелоней успокоился, Иеремия принялся обрабатывать его раны. Он вынул горох и смазал волдыри на голове и ожоги на ступнях мазью, содержавшей ромашку и календулу, которую всегда носил с собой в баночке. Всю ночь они провели подле больного. Время от времени Иеремия терпеливо давал судье простоквашу, чтобы освежить его, и менял холодные компрессы на лбу и груди. Когда через несколько часов температура снова стала подниматься, охлаждающую ванну повторили.

Рано утром появился доктор Хьюдж. Увидев, что его предписания не соблюдены и больной лежит в прохладном помещении под легким одеялом, он начал протестовать и предупредил, что может случиться самое худшее. Иеремия убедил Эстер заплатить ему за все и распрощаться. Врач удалился без возражений и с явным облегчением, избавившись от ответственности за человека, находившегося, как он полагал, при смерти. Иеремия склонился к Алену и тихо сказал ему на ухо:

— Мне нужно на мессу в Ньюгейт. В данный момент судья вне опасности. Побудьте с ним. Я приду, как только смогу, и сменю вас.

Иеремия вернулся с кое-какими лекарствами из аптеки.

— Я пытался найти кору китайского дерева, но безуспешно, — объяснил он. — Наверно, это объясняется недоверием англичан к «иезуитскому порошку», как здесь говорят. Но кора ивы тоже сгодится.

Ален отправился домой — посмотреть, как идут дела, и немного поспать.

После обеда температура снова поднялась до опасного уровня. Иеремия дал Трелонею настой коры ивы, продолжая охлаждать грудь и голову холодными компрессами. Сыпь между тем распространилась даже на ладони и подошвы и приняла темно-красный оттенок. Больной потерял всякую власть над своим телом и лежал неподвижно, в полном изнеможении. Его сознание по-прежнему оставалось затуманенным. Когда к нему обращались, он открывал глаза, но взгляд бесцельно блуждал вокруг, ничего не воспринимая. Время от времени он растрескавшимися губами произносил бессвязные слова, то плакал как ребенок, то в ужасе кричал, как будто преследуемый демонами.

Иеремия продолжал холодные обертывания, пытаясь снизить температуру. Но Трелоней был беспокоен, его пульс — быстрым и слабым, а нехватка сна полностью обессиливала больного. Иезуит постоянно успокаивал пациента, чтобы тот не чувствовал себя один на один с болезнью. Когда все уходили, священник брал четки и тихо молился, зная, что молитва соответствует сердечному ритму и поэтому оказывает успокоительное влияние даже на еретиков.

Ален раздобыл высушенный и скатанный в маленькие шарики маковый сок, и вскоре судья впал в забытье, уже не прерывавшееся кошмарами.

День за днем Иеремия и хирург сменяли друг друга у постели больного, пеленали горячее тающее тело Трелонея в мокрые простыни, чтобы охладить его, поили кислым молоком, вином и мясным бульоном, поддерживая в нем силы, пытались оградить его от всякого шума, насколько это было возможно в таком шумном городе, как Лондон.

Как-то утром пелена жара, туманившая сознание сэра Орландо, наконец начала рассеиваться и взгляд его прояснился. Он беспомощно смотрел на Иеремию, но не сразу понял, что это лицо ему незнакомо. Голос его прозвучал резко, но слабо, почти неслышно:

— Кто вы?

Подошел Ален:

— Это доктор Фоконе. Он врач.

В глазах судьи отразился ужас. Он попытался отмахнуться, но ему это не удалось.

— Нет... умоляю, дайте мне спокойно умереть... — выдохнул он.

Иеремия присел на край кровати и доверительно улыбнулся:

— Вы так торопитесь умереть? Вы грешите против Бога, призывая смерть.

— Я знаю, что умру...

— Нет, если я смогу этому помешать! — твердо возразил Иеремия. — Ваше сердце бьется сильно. У вас есть шансы оправиться от тифа. Но вы должны хотеть жить! — мягко прибавил он.

Трелоней удивленно посмотрел на него. Откуда этому человеку было известно, что он потерял всякую надежду уже много дней назад, когда его жизнь стала сплошным страданием? Врач был прав. Он грешил против Бога. Сознание того, что этому незнакомцу была важна его победа над смертью, пробудило в нем остатки воли к жизни.

— Я вижу, вы передумали, — заметил Иеремия. — Я не собираюсь вас мучить. Вам нужен покой и уход. Но вам необходимо делать то, что я скажу.

— Да, — согласился Трелоней со слабой улыбкой.

Ален протянул Иеремии чашку, и тот приподнял судье голову. Трелоней инстинктивно отпрянул. Священник угадал его мысли.

— Не волнуйтесь. Это не рвотное. Всего-навсего молоко. Вам нужно подкрепиться.

Успокоенный сэр Орландо приоткрыл губы, но пил медленно.

— Я знаю, вам больно глотать. Но это нужно выпить! — подбодрял его Иеремия. — А теперь отдохните. Вам понадобятся все ваши силы.

В конце второй недели, на святого Варфоломея, температура наконец спала. Она понизилась очень резко, сопровождаемая сильным потоотделением. Нервное беспокойство больного сменилось глубоким, спокойным сном, пульс замедлился, кожа стала прохладной и мягкой, а сыпь потускнела и пожелтела.

— Кризис миновал, — с удовлетворением отметил Иеремия.

Теперь оставалось только обтирать обливавшегося потом больного, его спину и ноги водой с уксусом, втирать мазь, чтобы не появились пролежни, и укреплять его едой и питьем. Трелоней отощал до костей и походил на призрака. Но Иеремия уверял, что тот быстро поправится, может быть, даже скорее, чем хотел бы. Он предписал ему абсолютный покой, не разрешил вставать даже в туалет, велев пользоваться горшком. Сэр Орландо не возражал, он и без того был слишком слаб, чтобы двигаться.

Долгое время ему хотелось только спать и есть. Иеремия поручил уход за ним камердинеру, но навещал судью каждое утро и сам наблюдал за процессом выздоровления. После целительного сна к Трелонею вернулись и душевные силы, и он с интересом наблюдал за человеком, вернувшим ему волю к жизни.

— Я хочу поблагодарить вас, — сказал он. — Без вас я бы уже умер.

— Не благодарите меня, — серьезно ответил иезуит. — Вся наша жизнь в руке Божьей.

— Скажите, каков ваш гонорар. Я позабочусь, чтобы его незамедлительно вам выплатили.

Иеремия покачал головой:

— Я не могу принять его, сэр. Заплатите мастеру Риджуэю, сколько ему полагается, я только помогал ему советами.