— В отделение.

Я же, отвернувшись и сделав вид, что увлечена дорогой, как можно более спокойным тоном спросила:

— Скажи, — выкать после моего выпада показалось бессмысленным, — я могу узнать, ради чего умерла?

— Нет, — отрубил ворон. — Это дело государственной важности.

И, поспешив смягчить резкие слова, добавил:

— Тайрин, мне искренне жаль, что ты встретила ренегата. При планировании операции агенты проверили: погост должен был быть в эту ночь пуст.

— Проверили… — Я все же отвлеклась от созерцания ночных улиц бедняцкого спального квартала Смогов, в котором дома похожи один на другой, как близнецы. — Скажи…

Я споткнулась, потому что осознала, что не знаю, как зовут карателя. Да, стыдно не знать в лицо принцев, но я была далека от политики. И полное имя знала лишь императора.

— Арнсгар, — будто догадавшись о причине заминки, наконец представился ворон.

Услышав это имя, я вздрогнула. А затем молниеносно развернулась. Мои руки сомкнулись на шее карателя. Желание задушить его вспыхнуло факелом.

С сим магом, главой отдела разведки, у семьи Росс были особые счеты. Только сестра, которую этот гад едва не убил десять лет назад, и словом не обмолвилась, что он ещё и ненаследный князь. Ту историю старались не вспоминать: нервов она вытянула из Нари столько — что хоть шаль вяжи.

Я уже говорила, что в нашей семье куда ни выстрели — попадешь в гения? Даже если целишься в потолок. Кузина Нари хоть и не пошла по стопам приемного отца — знаменитого скульптора, но тоже увековечила фамилию Росс. Правда, нашей фамилией ещё и материлась вся разведка империи, у которой десять лет назад случился грандиозный провал.

Нари, в студенческую пору, будучи выпускницей академии, смогла до конца расшифровать алхимическую формулу, которая спасла тысячи жизней. Единственное, те жизни в основном принадлежали альвам. Оные, к слову, были не то чтобы врагами нашей империи, но не друзьями точно.

Кузину после этого ждала в лучшем случае участь затворницы, а то и вовсе — смерть. Ведь формула была мощным рычагом давления на гордых, несговорчивых остроухих соседей. Что жизнь одной студентки против миллионов форинтов? Не думаю, что тайная канцелярия выбирала бы между Нари и годовым бюджетом империи.

Тогда сестра пошла ва-банк: опубликовала результаты своего исследования. Открытие разошлось по всем газетным листкам, теперь захочешь — не отловишь. На ее голову закончилась охота.

Именем же Арнсгар у нас в семье принято проклинать. Однако Нари не упоминала, ссылаясь на какую — то клятву о неразглашении, а мы и подумать не могли, что глава тайной канцелярии — ещё и носитель первородной крови. Ведь это работа отнюдь не чистая. Скорее даже наоборот. А цесаревичи (они же — великие князья и принцы) мне представлялись если не существами возвышенными и утонченными, то уж точно не привыкшими по локоть возиться в грязи. Пусть та грязь — и людских душ, тайн и интриг.

Но в тот момент, когда я поняла, что вот он — передо мной, виновник стольких бед нашей семьи, а теперь ещё и моей смерти. Интриган и политик, для которого в борьбе за власть все средства хороши…

Арнсгар захрипел, его глаза расширились от удивления. А я хотела одного: убить. Вот только, увы, желать — не значит мочь. Мое тело прошил разряд. Я согнулась от боли, забыв обо всем. А тычок в грудь заставил меня отлететь к дверце магомобиля.

Все произошло за пару ударов сердца, не более. Водитель затормозил тогда, когда я вернулась на свое место.

— Все нормально, едем дальше, — кашлянув, бросил ворон и тут же, обратившись ко мне, произнес со странной иронией: — Не припомню тебя среди своих любовниц. Хотя душила ты меня столь же страстно.

— Почему именно любовниц? — ошарашенная таким заявлением Арнсгара спросила я, приходя в себя.

Элементаль, раскручивая шестеренки и поршни, заурчал под капотом магомобиля, и тот тронулся с места. Шины зашуршали, и им вторил мерный стук капель занимавшегося дождя.

Мы выезжали на проспект. Сердце столицы, квартал Кристаллов, где даже в этот ранний час машины перемигивались фарами с яркими вывесками витринами. Столица жила своей привычной размеренной жизнью, не подозревая о том, что ночью произошло на погосте окраины стольной Эйлы.

— Потому что мои враги, столь же импульсивные, как ты, уже давно и прочно мертвы. Остались только хладнокровные и расчетливые, способные с широкой дружеской улыбкой всадить нож в спину.

Он говорил, изучающе, по-новому глядя на меня. А я наконец поняла, что его фраза про любовницу, показавшаяся мне идиотской, была точно выпад в фехтовании, рассчитанной. Ворон огорошил меня, заставил сбиться с мысли, и, пока я слушала его ответ, успела если не остыть, то взять себя в руки.

— Фамилия Росс вам о чем-нибудь говорит? — медленно выговорила я, сжав кулаки до хруста.

Но чего я не ожидала, так это того, как Арнсгар изменится в лице. Маска его невозмутимости пошла трещинами, как весенний лед на реке. Еще мгновение назад все было гладко, и вот уже — полыньи и торосы. А под ними — стремительный поток эмоций.

— Росс?! Демон меня раздери, Росс!

Его острые скулы побелели, отчего в отсветах ночных огней, что через стекло заглядывали в салон магомобиля, ворон показался мне покойником.

А потом он схватился за грудь. Там, прямо напротив сердца, обугливалась ткань черного мундира.

Я впервые видела действие клейма клятвопреступника. Арнсгар шипел сквозь зубы. По его виску стекла капля пота, он откинул голову. Кадык на открытой шее дернулся. Но я уже знала: эта беззащитность обманчива. И рискни я попытать удачу снова — точно так же попаду под удар заклинания.

— Чуть меньше десяти лет назад я принес клятву, — не дожидаясь моего вопроса, заговорил ворон: — Найриша Росс вытребовала ее у меня. Я обещал, что никто из ее семьи не пострадает от моих действий и действий моих подчиненных. Правда, это было до того, как твоя, я полагаю, сестричка предала Родину и слила всю информацию нашим врагам.

— Арнсгар, знаешь, хочется тебя послать, но я смотрю и вижу, что ты везде уже побывал. И не раз, — вырвалось у меня.

Он приоткрыл левый глаз. Синий.

— Что же. Рад, что у нас есть что-то общее. Хотя бы ненависть друг к другу. — резюмировал он. — Мне будет проще вести допрос.

Кто там говорил о женской логике, что она странная? Выверты мужской, точнее одного ненаследного князя, можно было описать только законами всемирного хаоса.

— Странно, а мне всегда казалось, что разговаривать проще и уж точно безопаснее с тем, кто не хочет тебя убить, — на последних словах мне едва хватило воздуха.

Пришлось шумно вдохнуть. Все же в живом состоянии было много плюсов — например, привычка дышать.

— Да, проще, — уголком рта улыбнулся ворон, — но ещё ненависть — эмоция сильная. Именно она порою и мешает сохранить лицо невозмутимым, когда подозреваемый пытается солгать на допросе.