— А может, он ее связал? — с надеждой сказала Шэрон.

— Похоже, и очень крепко. Мы слышали скрип кровати. Снова шум борьбы, а потом тяжелое дыхание. Так продолжалось долго. Потом была такая же долгая тишина. Потом снова вздохи и нечеловеческие крики. И так снова и снова. Казалось, это будет длиться вечно. Но потом мы услышали, как закрылась дверь. Вот и все.

Шэрон не отрываясь смотрела на Паркера, ее губы были слегка приоткрыты. Это что, улыбка? Она взяла его за руку. Ее пальцы были мягкие, влажные и очень маленькие. Она опустила его руку под стол, провела ей по своей одежде, водила ей по краю своей юбки.

— Потрогай меня! — потребовала она, раздвинула ноги и прижала его руку, себе под юбкой.

Ему на миг показалось, что он проник рукой в глубокую рану — так быстро все произошло, — и ему потребовалось несколько секунд на то, чтобы осознать, что ей не больно и она не истекает кровью.

— Хочешь, пойдем? — спросил Паркер.

— Ты еще спрашиваешь!

— Ответь! — настаивал он, и не только словами.

Шэрон снова улыбнулась, вынула его руку у себя из-под юбки и стала медленно слизывать влагу с его пальцев.

Он испугался за нее. Паркер извинился и ушел в туалет перевести дух. Он не хотел, чтобы она думала, что он нарочно медлит, поэтому быстро вышел и встал у выхода перед зеркалом. На полу он увидел уже знакомую черную сумку, а около кухни — ту самую танцовщицу в ее повседневной одежде — футболке и джинсах.

Паркер объяснил себе, что берет сумку просто из галантности. Она не знает, как опасно носить эту одежду. Возможно, он спасает ей жизнь. Он отыскал глазами Шэрон, и она встала, готовая уйти с ним.

— Саус Блу Айленд Авеню, около Троуп, — бросила Шэрон таксисту и, увидев сумку в руках Паркера, возмутилась: — Это еще что?

— Старое тряпье, — ответил он. Паркер ответил так естественно и быстро, что она больше не спрашивала.

— Фу, как же жарко! — выдохнула Шэрон и повернулась к нему.

Он никогда не слышал, чтобы женщина говорила эту фразу без задней мысли. Безыскусный и грубый намек.

Она не спускала с него глаз. «Неординарный. Благородный», — передразнила она, словно пытаясь описать их отношения, а на самом деле следя за его реакцией на эти слова. Он станет отрицать?

— Да я вообще в первый раз напечатал свое объявление в разделе знакомств.

— А я в первый раз откликнулась на такое объявление.

Они оба знали, что лгут, но эта ложь взбодрила его, и он продолжил все тем же заговорщическим тоном:

— У меня есть незыблемые правила. Хочешь узнать какие?

Паркер ждал ее реакции. Она сама все знает. Она хочет этого. Она сама на это идет.

— Никаких наркотиков, — прошептала Шэрон. — Никакого оружия. Никакой групповухи.

Она смотрела ему прямо в глаза с тем возмущением, которое он уже видел.

— Никаких животных, — продолжила она. Потом улыбнулась и добавила: — Кроме нас.

Его слепили фары встречных машин, а он сидел в такси, несшемся по Блу Айленд Авеню к дому Шэрон. «Не жди слишком многого», — сказала она, но ее улыбка говорила совсем другое. Паркер понимал: она ему подыгрывает.

Он хотел понять, почему она улыбается.

«Я просто не противлюсь тому, что происходит», — убеждал себя Паркер.

Когда они вышли из такси около ее дома, он заметил две вещи: Шэрон была пьяна и слегка прихрамывала. Она, похоже, не осознавала, что живет в ужасной дыре, и Паркер был рад, что она не представляет себе, как на самом деле ужасно выглядит этот дом. Он был уверен, что она не знает, кто он. Он просто мужчина — не более того. Такой же, как тот из ее истории. Или из его. Он больше похож на мужчин из этих историй, чем на того, кто дал объявление в «Ридер». В любом случае это была просто шутка, и им не следовало больше упоминать это, ведь они уже оба солгали.

Пока они поднимались по ступенькам, она несколько раз громко спросила: «Так ты решил пожить у меня?».

Он не сразу понял, что она намекает на сумку, которую он взял из ресторана. Паркер надеялся, что она не пустая — она была подозрительно легкой.

Она долго открывала дверь — три разных замка, а затем сильно толкнула ее. Комната была наполнена жаром дня — от рассвета до заката. Липкая духота и запах кофе, тихое гудение холодильника, звуки улицы, прошедшие через фильтр кирпича и стекла, дешевые часы с неуверенным тиканием — вот и вся атмосфера этой маленькой квартирки.

— Выпьешь? — спросила Шэрон.

— Мне хватит, — отозвался Паркер, хотя ни выпил за вечер ни грамма.

— А мне нет, — уверенно сказала она. Шэрон сидела, окруженная сувенирами из Мексики: расписные глиняные подсвечники, широкополая шляпа, синий соломенный коврик у ее ног.

Она налила себе текилы. Он сел и ждал, когда Шэрон выпьет ее. Через мгновение бокал был пуст. Как женщина может пить текилу залпом? Паркеру казалось, что время идет скачками. И почему люди горстями едят всякую отраву: жирное, пересоленное, масло, яичный желток, всякую химию и вредные красители? Это своего рода сопротивление, но знают ли люди, что это их убивает?

В какой-то момент Шэрон спросила: «Хочешь пойдем в соседнюю комнату?» Она имела в виду спальню. Он понял это, но почему она не сказала это прямо?

Вместо ответа Паркер открыл черную спортивную сумку. В ней вспыхнуло что-то красное с золотыми проблесками и бахромой: костюм танцовщицы из ресторана. Сами по себе эти вещи казались такими маленькими.

— Это что? — удивилась Шэрон. Она зажмурилась от блеска золотых нитей, а затем принялась разглядывать этот наряд. Он был невесомым, сквозь него просвечивало ее лицо.

— Хочешь примерить это?

Она улыбнулась ему.

— Мне давно так никто не говорил. Хочешь примерить это? — словно эхо повторила Шэрон, будто примерить этот наряд было ее самым сокровенным желанием.

И она начала раздеваться прямо перед ним. Ему никогда не нравилось смотреть, как женщина раздевается — все эти неуклюжие движения, сутулость. Шэрон была самой неуклюжей раздевающейся женщиной, которую он когда-либо видел. Она нагибалась, словно надламывалась, и сгорбившись ходила по комнате, смешно наклоняя голову, а одежда лежала на полу сморщенным комком. То, что скрывало ее тело, превратилось в ком бесформенных тряпок. Всю одежду Шэрон можно было взять одной рукой, смять в один комок, запихнуть в карман и уйти.

— Только не здесь, — взмолился Паркер.

Она как раз сгорбилась в очередной раз, вылезая из своей юбки. Без нее, босая, она стала похожей на утку. Шэрон подняла юбку и взяла наряд танцовщицы, словно женщина, бегающая по залам магазина одежды с кучей покупок в руках.

Ее покачивающаяся походка, слегка вбок, породила в нем сразу две противоположные мысли: «Я мог бы повалить ее» и «Я мог бы защитить ее». Но почему — раз она так слаба — она пригласила его сюда? Почему она сказала «Потрогай меня» и потянула его руку вниз? Почему она ответила на его объявление в «Чикаго Ридер»? Он попытался предупредить ее, рассказав историю о парне из религиозной общины, но это только возбудило ее. Потрогай меня!