— Я просто вспомнил ахейскую легенду о неуязвимости Ахилла! — воскликнул царь Трои.

— Я слыхал о ней. Но о Каррике говорят, что его может убить только человек, который побывал в Царстве мёртвых и вернулся оттуда. Так нагадали колдуны лестригонов.

— Вот оно что! Я так и думал, Великий Дом! Снова всё сходится на моём брате. Но почему Ахилл должен рисковать жизнью ради спасения твоего царства? Почему именно он?

— Потому, что, кроме него, ни у кого нет надежды убить Каррика, — спокойно ответил Рамзес. — Ты сам это знаешь. Но, между прочим, я ведь не знал наверняка, правда ли то, что мне о нём говорили: правда ли, что Ахилл был убит под Троей и его вернуло к жизни какое-то загадочное средство. Сейчас ты это подтвердил, Гектор. Не смотри так... Я же не прошу Ахилла соглашаться. И тебя не прошу — вы можете уехать, вас никто не станет удерживать. Свои долги ты мне уплатил, выиграв ливийский поход, а твой брат ничего мне не должен. Да, мне нужна помощь, но вы сами будете решать, оказать ли её мне.

Что-то резко скрипнуло, как будто троянец с размаху упал на свой стул. Послышался глухой смешок:

— Ты хитёр, фараон! Ты прекрасно понимаешь, что именно так можешь добиться своего. Именно рассчитывая на мой свободный выбор, на благородство, а не на зависимость.

— Само собою, — подтвердил Рамзес. — Само собою. Я знаю тебя, царь Трои, великий Гектор! И у меня есть ещё одно средство сделать твой выбор удачным для меня. Я знаю, где твои жена и сын.

Услыхав это, Авлона, при всей своей выдержке, едва не вскрикнула. У Гектора не было особенной причины сдерживаться, и он вскочил так резко, что его стул опрокинулся и отлетел в сторону.

— Гермес — хранитель тайны[6]! Они живы?! Да?! Скажи!

— По крайней мере, были живы и здоровы год тому назад. Это мне известно наверняка.

Гектор застонал. Если фараон рассчитывал нанести ему удар, то рассчитал точно. Смятение обрушилось на троянца, как водопад, он не успел, да и не мог справиться с этим потрясением.

-— Великий Единственный Бог, благодарю тебя! — прошептал Гектор, и слышно было, с каким трудом он перевёл дыхание. — Я понимаю, Рамзес, что ты назовёшь мне место, где я смогу их найти, только после сражения...

— Это было бы низостью, недостойной моего высокого рода! — почти резко возразил фараон. — Тем, кому я верю, я плачу вперёд. Не так давно мне сообщили, что в Нубии появился какой-то человек. Судя по всему, он данаец[7], и непонятно, как он проник в Нубию, миновав Египет, и как исчез оттуда. Но так или иначе, он разузнавал там о тебе и, видимо, узнал многое. Так вот, он просил всех, с кем говорил, сообщить тебе, если ты где-либо объявишься, что твоя жена Андромаха и твой сын Астианакс живут в Эпире, и что никто не помешает тебе увезти их оттуда.

Когда Авлона умолкла, какое-то время молчали все. Только голоса детей и их смех всё так же доносились с внешней галереи. Гекуба заговорила первой, и всех поразил её голос: в нём не было слышно вообще никаких чувств, словно она запретила себе чувствовать, чтобы сохранить власть над собой.

— Значит, сейчас, сегодня уже всё кончилось? — спросила царица. — Поединок уже совершился? Гектор в письме написал: через три дня, а плыли вы не менее двадцати. Значит, так или иначе, Ахилл уже дрался с Карриком?

— Да, — сказала Авлона. — Он сразу согласился, едва узнал обо всём. Он сказал... я точно помню, как он сказал: «Надо избавлять мир от чудовищ, когда это в нашей власти!» Но и он, и Гектор были уверены, что поединком дело не кончится, что царь лестригонов обманет и при любом исходе нападёт. Об их коварстве знает вся Ойкумена. Фараон Рамзес думал так же. И Гектор назвал единственное их с Ахиллом условие — это чтобы фараон дал пару кораблей с сопровождением и приказал отвезти в Трою Патрокла. Гектор сказал, что не станет им рисковать — сын его брата должен вернуться домой. И мне приказал плыть с ним. Это всё было уже на берегах Зелёного моря, в Египте, в одной из их крепостей, ближайшей к тому месту, где лестригоны обещали высадиться. Как сообщил гонец, они высадились чуть не в тот день, когда Сети привёз нас в походный лагерь фараона. И вот Гектор, Ахилл и царица Пентесилея отправились туда, к месту битвы, оно находилось всего в одном дне пути от крепости, а мы с Патроклом... Мы...

Тут голос юной амазонки впервые дрогнул, она опустила глаза. Видно было, что дрожат и её пальцы.

— Я так просила... — с трудом закончила она, — я так просила их и мою царицу, чтобы мне разрешили остаться! Но они не позволили...

— Ещё бы они отправили малыша с одними египтянами! — воскликнул Деифоб и тут же в смущении покосился на Сети. — Я никого не хотел обидеть, но мальчик царского рода, и... Словом, я волнуюсь и несу какую-то чепуху! Просто Гектор, зная отвагу Авлоны, боялся за неё, вот и всё.

— Перестань, Деифоб! — прервала сына Гекуба. — Не мне и не тебе обсуждать, почему Гектор решил так, а не иначе. Он написал, что сразу после битвы они поплывут в Эпир за Андромахой, а потом, если всё будет хорошо, вернутся домой, вместе с ней и с мальчиком. Плыть до Эпира, если я ничего не путаю, чуть дольше, чем до Трои, а при попутных ветрах можно поспеть и скорее. Значит, они, быть может, уже там или скоро там будут.

— Ты так уверена, мама? Ты уверена, что там, в Египте, всё кончилось благополучно? — не выдержал Троил.

Гекуба резко обернулась к нему:

— Ты сомневаешься в том, что Ахилл победил этого демонова выродка? А я не сомневаюсь! Я ЗНАЮ, что они вернутся! Все слышали? Я это знаю!

Она хотела ещё что-то добавить, и тут её неколебимое мужество иссякло. Царица резко вскочила со своего кресла и, подобрав край платья, почти бегом выскочила из зала. Убежала и Авлона, но не с тем, чтобы догнать царицу — она не хотела, чтобы кто-нибудь заметил её вдруг покрасневшие глаза.

В этой обстановке Сети, о котором троянцы, потрясённые рассказом юной амазонки, на время забыли, почувствовал себя неловко. Потихоньку, чтобы никто не обратил на него внимания, египтянин поднялся с места и вышел на галерею. К нему тут же, с разбега, подкатился один из малышей и, не сумев остановиться, врезался лбом в его ноги.

— Ой! Полидевк, ты что делаешь? Разве можно так себя вести?!

Молодая женщина в белом с розовой оторочкой хитоне настигла малыша, схватила под мышки и оторвала от колен гостя, которые тот, хохоча, обхватил. Потом подняла голову:

— Прости его, благородный чужеземец! Он ещё совсем мал. И гости у нас в Трое пока не бывают... Полидевку никто не рассказывал, как себя при них вести.