нежно розовый сердечник, «кукушкин цветок», как величали его в Хэмтонкорте. Здесь верили, что это любимый цветок фейри, и если уж вплели его в гирлянды, то, можно сказать напрямую заявили: «Здесь живёт ведьма».

Ведьм деревенские уважали, да и Фрида крестьян не боялась: даже если кто-то и донесёт на неё, то всё равно им никто не поверит. Считалось, что ведьмы рождались только среди черни, к тому же, Фрида никогда не колдовала у себя дома. Глаз отвести случайному прохожему — это пустяки, а вот если из твоей трубы валит зелёный дым — конечно, Серый заинтересуется. Фрида дурой не была и вела себя аккуратно. Для колдовства всегда можно выйти в лес, тот защитит её и убережёт от чужого ненужного внимания. Так что снимать гирлянды Фрида не стала, а наоборот, погладила цветы и, не выдержав, зарылась в них носом. Пахли они волшебно и очень свежо, по-весеннему.

Слуги спали — горело только одно окошко, на втором этаже. Мэри наверняка зачиталась очередным сентиментальным романом и, конечно же, в комнате своей госпожи.

Фрида на всякий случай отводила глаза — мало ли какой любопытный следит сейчас за домом или выглядывает из окна. А так, заметит неясную тень, дымку — в сумерках и на такое увидишь. Неслышно проскользнуть в запертую дверь было просто, подняться по лестнице, застеленной коврами — ещё легче.

— Мэри, ванну, — приказала Фрида, появляясь на пороге своей спальни.

Мэри, рыжая девочка лет восемнадцати (камеристка досталась Фриде от матери, и сама Фрида возраст Мэри никогда не уточняла), вскрикнула и вскочила с кресла, в котором только что мирно сидела, укрыв ноги пледом. Сейчас плед соскользнул на пол, и Фрида с усмешкой подумала, что завтра у Мэри на ногах начнётся сыпь, которая через неделю превратится или в «воровка», или «завистница». Камеристка укрывалась хозяйским пледом, который Фриде после их первого совместного шабаша подарила как раз Кейт (ручная, кстати, работа — карга, порой, любила рукодельничать). А старая ведьма наверняка защитила свой подарок чем только можно — в том числе и от возможности подарить его кому-нибудь ещё. Впрочем, Фрида и не пыталась.

— А я-я вас только зав-втра ждала, — промямлила Мэри, кутаясь в шёлковый халат, чёрный с вышитыми золотой нитью цветами. Тоже, кстати, хозяйский. Мэри это обожала: примерять наряды Фриды в её отсутствие. Фрида не была наивной дурочкой и прекрасно знала, что камеристка ей завидует: титулу, положению, богатству, роскоши… Даже красоте, хотя сама Мэри была куда как хорошенькая. Но вот длинные, до пят, волосы хозяйки не давали служанке покоя.

Впрочем, вслух Мэри свои чувства никогда не выказывала, была аккуратна, пунктуальна, старательна и превосходно умела делать причёски, которые не распадались потом весь день, что в положении Фриды было просто необходимо (когда у тебя длинные волосы до пят, очень накладно носить их распущенными).

— Ванну, Мэри, — повторила Фрида, усаживаясь в то самое кресло, с которого только что встала служанка. — Да ради всего святого, оставь в покое халат. Он тебе нравится?

— Очень, госпожа, — пролепетала Мэри, быстро забирая непослушные волосы под чепец.

— Тогда забирай, — разрешила Фрида и зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Спасибо, мэм! — разулыбалась Мэри, мигом повеселев. — Спасибо, спасибо, спасибо!

— Ванну, Мэри, — в третий раз повторила Фрида. И крикнула уже вслед служанке: — Воду сама не носи, растолкай лакеев!

Коттедж у Фриды был большой — ещё не совсем поместье, но и не деревенский (и уж тем более не городской) домик на два этажа с комнатами-малютками, в которых еле-еле двое-то помещались. В коттедже Фриды этажей было три, да ещё жилой чердак, где спали слуги, и подвал, где находились кухня и прачечная. Ещё в саду имелась пещера для ледника, но она располагалась со стороны кухни, и Фрида там ни разу не бывала. И да, вокруг коттеджа был разбит сад — небольшой по меркам высшего общества, к которому Фрида (а точнее маркиза Фрида Вустермор) принадлежала. В саду имелся всего один фонтан, три увитых виноградом беседки и один пруд. Фриде хватало, садовнику тоже — ему как раз не пришлось нанимать помощника. А вот слуг в доме требовалось много (по меркам Фриды): кухарка (без неё никуда), камеристка (тоже необходима), три лакея, четыре горничные, экономка. И конюх, правда, он не относился к домашней прислуге и жил на небольшой конюшне: у Фриды всего-то было пять лошадей — для упряжки. Люди её положения такой штат прислуги сочли бы непозволительно маленьким, но Фрида ненавидела, когда по её дому шатается слишком много народу, к тому же, смутно знакомого. Вдобавок, Фрида любила комфорт и считала священным право проводить всю первую половину дня у себя в одиночестве («у себя» растянулось на весь второй этаж, принадлежащий целиком Фриде — комнаты прислуги и рабочие помещения располагались или ниже, или выше). Прислуга в это время вела себя тише воды ниже травы: Фрида никогда их не колотила, но разжаловать за шум могла, а платила она очень хорошо, так что слуги за свои места держались.

Рядом с креслом на низеньком столике лежала книга — Мэри читала её, пока хозяйка не вернулась. Фрида взяла, повертела её, оценила обложку: красавица в роскошном платье молитвенно сжимает руки. Название внизу гласило: «Проданная в монастырь насильно, или Найти свою настоящую любовь в объятьях демона». Ещё ниже что-то тоже было написано, но слишком вычурно и оттого почти неразборчиво.

— Мэри? — не выдержала Фрида.

Камеристка, суетившаяся с сидячей ванной (её установили у камина и затем принесли воду разбуженные лакеи), как раз разбавляла холодную воду кипятком.

— Да, мэм?

— Почему название такое длинное?

Мэри нахмурилась.

— Не знаю, госпожа, но оно правда очень подходит! Господин Винтер… Это писатель, мэм, — объяснила Мэри, заметив недоумённый взгляд Фриды. — Он сказал, что таково название всей серии книг. И хотя демона прекрасная Мадлен только-только встретила…

— Погоди. Сколько же там… книг? — снова не выдержала Фрида.

— Двадцать… Но, наверное, будет пятьдесят. Недавно господин Винтер объявил о продолжении…

Фрида присмотрелась к книге внимательнее. Открыла.

«Её прекрасное тело трепетало в его горячих руках, когда он медленно, но настойчиво перебирал внутри неё пальцами, словно играл на потаённых струнах её восторженной души…»

Фрида захлопнула книгу. В ней точно была какая-то магия сродни привороту, но это волшебство было за гранью понимания Фриды.

— Мэм, у меня и начало есть, если вы хотите, — нарушила наступившую тишину камеристка. — Там Прекрасную Мадлен усыновляет жрец богини любви и учит её таинствам…

— Я тебя умоляю! — перебила Фрида. — Ты только в храме при настоящих жрецах ничего