пафосно разворачиваюсь и щелкаю кнопкой стоящего на столе «бумбокса». Глядя в камеру, радостно приветствую:

— Эй, Марки Марк! — Издевательский смешок: — Что за имечко? Тебе что, десять лет?

Прячущиеся в углу комнаты Крис Пенн и Тим Рот нарочито-громко и неестественно ржут. Субтитры: «Закадровый смех — Крис Пенн и Тим Рот». Переждав, продолжаю:

— Как ты понял, я послушал то, что ты в силу своего скудоумия мог бы назвать «песней»! — Изобразил пальцами кавычки.

*закадровый смех*

Вынимая кассету из магнитофона, продолжаю:

— Я не удивлен — от такого мерзкого расиста, как ты, иного и ожидать было нельзя.

Нарочито-грубая склейка, в результате которой в кресле оказывается одетый в мой костюм (немного тесноват, но так даже смешнее) Харви Кейтель, который кладет ноги на стол и вальяжно кидает кассету в мусорку в противоположном конце кабинета — понадобилось три дубля, актеры выпили очень много местных вин. Субтитры: «Каскадер — Харви Кейтель». Снова склейка, и вот уже в кресле сижу я, но с ногами, твердо стоящими на полу — мне на стол их класть нельзя, я же приличный японский мальчик.

— И теперь я на распутье! — Развожу руками и лезу в стол, достаю оттуда оставленные Стэном копии юридических бумаг, демонстративно хлопаю по ним тыльной стороной ладони: — Наши юристы насчитали тридцать четыре повода подать на тебя в суд. Наши юристы — настоящие профессионалы, и, если они говорят, что этого достаточно, чтобы вогнать тебя и твоего странного продюсера, зародившего в твоей тупой башке идею записать эту чушь, — Указал на ведро: — В долги до конца ваших дней, значит так оно и есть!

Аккуратно убрав листочки в стол, продолжаю:

— Но мне нравится хип-хоп, и баттл-рэп — неотъемлемая его часть. Законы жанра нужно уважать, поэтому самым очевидным шагом было бы ответить диссом на дисс.

Вытащив из ящика стола кассету, вставляю ее в магнитофон, запускаю бит — «настукал» на компе пару кассет для собственного удовольствия — и начинаю «качать» головой. Субтитры: «Хореография — Джон Траволта».

Под биток «навалил» десяток смачных, спертых у классиков, панчлайнов, не без удовольствия продемонстрировав навыки читки. У меня хороший флоу, я же тренировался! Добавил «перебежечки», немножко четенького «оффбита», кусок выдал «дабл-таймом». Вздохнув, вырубаю магнитофон и развожу руками:

— Но я слишком уважаю «музыку улиц», чтобы лезть туда, будучи японским подростком из хорошей семьи.

Убрав магнитофон со стола, складываю руки перед собой в замок и с хищным оскалом говорю:

— Мне — абсолютно плевать на оскорбления жалких расистов, которые по совершенно неведомым мне причинам считают себя лучше других только на основании цвета кожи и разреза глаз. Но ты позволил себе оскорбить гордый японский народ и нашего любимого Императора. И за это… — Хлопок ладонью по столу: — Ты заплатишь кровью!

Оттолкнувшись от стола, доезжаю до куска зеленой ткани и показываю на него рукой:

— Это — смешанные единоборства! Круто, а?

Подождав немного (на монтаже вклеют самые зрелищные фрагменты первого сезона), возвращаюсь за стол:

— Даже такой тупица, как ты, догадается, к чему я это. Я вызываю тебя на бой по правилам смешанных единоборств, Марки Марк! Три раунда по пять минут! Такая туша как ты — отличная мишень для отработки ударов! У тебя… — Демонстративно смотрю на часы: — Двенадцать часов с момента выхода этого видео в эфир на территории США, чтобы дать мне ответ. Давай, «уберменш», покажи, что у тебя есть характер и прими вызов! Или ты — жалкий трус, который нападает на азиатов только со спины?

— Как грубо! — Осудила меня Хэруки, когда репортаж закончился.

— Не так грубо, как я хотел, — Вздохнул я и прижал девушку к себе поплотнее, с улыбкой поведав: — Ведь это — хип-хоп, детка!

Зазвонил телефон. Тихонько хихикая, снял трубку.

— Что ты делаешь?!! — Со старта заорал батя: — Я тебе запрещаю!

— А ты не можешь, — Не стушевался я: — Фарш назад не провернешь, русская поговорка.

Батя закусил удила и ответил пословицей японской:

— Брод по указаниям младенца, которого несут на спине, не переходят!

Я ответил тоже японской:

— Будешь спать в лодке, распустив паруса — не увидишь берега! Хватит меня опекать! Этот гайдзин — мясная гора с нулем навыков, а меня тренируют лучшие! Индивидуально тренируют! Разве наша поговорка «более важно умение, а не сила» — неверна?! Я не могу себе позволить слиться после такого! Такая потеря лица поставит крест на всех наших начинаниях!

— А если ты проиграешь?! — Скрежетнул зубами отец.

— Сниму видеобращение к фанатам, где попрошу прощения и скажу что-то вроде: «я зарвался, поверил в себя, и это поражение вернуло меня с небес на землю, сделав лучше! Гоменасай!», — Хохотнул: — Черт, да в этом случае я буду едва ли не в большем плюсе, чем при победе! Кроме того — он тяжелее меня, выше меня, старше меня, выглядит реально грозно. Да никто не удивится и не осудит, если я проиграю! Но я — не проиграю!

Издав долгий, горький вздох, отец смирился:

— Делай что хочешь. Но если проиграешь — больше никогда ничего подобного!

— Само собой! — Принял условие абсолютно уверенный в победе я, и батя бросил трубку.

— Ты — самый странный человек из всех, что я видел! — Заявил согласившийся поселиться с нами на вилле до конца фестиваля сидящий в кресле справа от дивана Квентин.

Мы с ним смотрим кино сначала на фестивале, а потом — вечером — дома, на кассетах. Каждый раз узнаю для себя много полезного. Тарантина, надеюсь, тоже. Например, в обмен на байку о «секретной военной гравицапе» он поведал мне о том, что советский мастер спецэффектов Павел Клушанцев еще жив, но никому, кроме Кэмерона, не нужен. Непорядок! После фестиваля придется возвращаться в Токио через Москву. Поморщился — ненавижу «бэктрекинг», но что уж тут, всего на день же. Заодно покажу Хэруки Кремль.

— Сказал продавец кассет из видеопроката после того, как его дебютному фильму десять минут стоя рукоплескали все Канны! — Фыркнул я в ответ.

* * *

По пути на фестиваль душу приятно грел трепет в предвкушении встречи с дедушкой Клинтом — лучшим мужиком в мире по моему скромному мнению. Фильм он привезет откровенно