не «оттащил» моего младшего брата от своего движимого имущества.

Кир высвободился и «случайно» угодил мужику кулаком в глаз.

— … А что ему оставалось делать⁈ — спросила Лена. — А если бы Инга умерла?

Котова покачала головой, сжала кулаки.

Я невольно усмехнулся, при виде её настроя.

— Пусть только попробует на нас пожаловаться! — сказала комсомолка.

Она нахмурила брови и пообещала:

— Я тоже на него пожалуюсь! Я… я… Брежневу письмо напишу!

Холодная капля залетела мне за ворот тельняшки — я поёжился, запрокинул голову и взглянул на небо. И тут же получил каплей по носу. Смахнул с лица влагу и посмотрел на Котову.

— Письмо Брежневу, — сказал я, — это сильно. Но этот способ мы оставим на крайний случай. Если ваш мужик окажется совсем непробиваемым.

Лена кивнула, махнула ресницами.

— А пока мы сами с ним побеседуем, — сказал я. — В спокойной обстановке. Без спешки. Глядишь, и не побеспокоим в этом случае дорого Леонида Ильича.

* * *

Две трети пути до деревни мы с Леной всё же преодолели бегом. Я не задавал быстрый темп, но и не бежал трусцой — Котова поспевала за мной. В деревню мы вбежали ещё не в темноте: в сумерках. Уже намокли под дождём, хотя тот пока и не превратился в ливень. Около первых домов я перешёл на быстрый шаг. Лена перешла на трусцу. Она тяжело дышала, то и дело смахивала со своего лба коктейль из пота и дождевых капель. Но не жаловалась и не растеряла решительный настрой. Она расстегнула верхнюю пуговку на блузе, словно та затрудняла дыхание, сняла с головы платок и повязала его на шею (подобно пионерскому галстуку).

Деревня встретила нас жёлтыми огоньками окон, запахом печного дыма и звуками собачьего лая. Дождь осадил на дорогу пыль. Капли барабанили по листве деревьев, что росли вдоль главной улицы деревни. Я лишь сейчас отметил, что по пути к деревне мы не встретили ни людей, ни транспорт — будто в этой части Советского Союза жизнь в воскресные вечера полностью замирала. Я и теперь, шагая по деревне, не слышал человеческих голосов: не горланили песни деревенские артисты, не кричали дети и подростки. Лишь там, ближе к центральным домам улицы, подавали голоса собаки: да и те лаяли неактивно, без злобы и будто с ленцой.

Влажные холодные пальцы Котовой вцепились в мой локоть. Я взглянул на серьёзное лицо своей спутницы, заметил в её взгляде лёгкую дымку то ли настороженности, то ли испуга. Лена озиралась по сторонам — её широко открытые глаза то и дело поблёскивали. Я тоже посматривал за заборы, шарил взглядом в полумраке около домов. Заметил, как вспыхнул в окне свет. Затем в одном из дворов я всё же увидел людей. Они негромко переговаривались (до нас долетали лишь обрывки фраз), не обратили на меня и на Лену внимания. Но их появление будто разрядило обстановку — я тут же ощутил, как на моём локте ослабили хватку пальцы Котовой.

Мы подходили к центру деревни, когда там зажёгся фонарь. Фонарные столбы нам уже встречались по пути. Но они походили на мёртвые деревья. Я обернулся и заметил освещённый островок дороги лишь метрах в сорока позади нас: не на всех фонарных столбах появились яркие пятна света. Лена дёрнула меня за локоть и указала рукой на щербатый забор, что начинался рядом с работающим фонарём. Она сказала, что там они с Кириллом и обнаружили мотоцикл. Я взглянул на дом за забором с покосившимися воротами — увидел в нём сразу два освещённых желтоватым светом окна. Людей во дворе дома не разглядел. Не заметил там и собачью будку.

Тьма на улице деревни сгущалась с каждой минутой. Деревья в садах уже превратились в единую тёмную массу. В облаке света вокруг фонаря мелькали росчерки падавших на землю дождевых капель. Я отметил, что обратно мы с Котовой потопаем в полной темноте: дорогу нам не подсветят даже луна и звёзды. «В такой темнухе не побегаешь, — подумал я. — Будем плестись по местным колдобинам до самого утра». Подвёл Котову к воротам, за которыми начиналось домовладение хозяев мотоцикла. Прислушался. Навстречу к нам никто не выскочил: ни жильцы дома, ни домашние животные. Лена шёпотом сообщила, что не видела здесь собак и днём.

Я указал Котовой на врытую ножками в землю скамью, до которой едва добирался свет уличного фонаря. Невольно представил, как днём там восседали деревенские пенсионеры: мужчины швыряли в ближайшие кусты окурки, а женщины заплёвывали землю под своими ногами шелухой от семян подсолнечника. Но тут же напомнил себе, что видел такие сцены лишь в снятых в девяностые годы российских фильмах. А вот в посёлке, где проживали мои родители, ничего похожего пока не замечал. Я сказал Котовой, что пойду к хозяевам мотоцикла без неё. Велел, чтобы Лена ждала меня на улице, около скамьи. Пообещал, что не оставлю её в одиночестве надолго.

* * *

На пару секунд я задержался около калитки (нарочно громко скрипнул несмазанными петлями) — на случай, если во дворе всё же обитала злая собака. Стоял, смахивал с лица дождевые капли. Прислушивался, всматривался в полумрак. Не различил цоканья по камням когтей или позвякивания металлической цепи — услышал только, как дождь отстукивал дробь по листве прижимавшихся к забору кустов малины. Навстречу мне не выскочил ни разгневанный сторожевой пёс, ни его хозяин. Я не заметил даже блеск кошачьих глаз, что наблюдали бы за мной из кустов. Поэтому я вошёл во двор без спросу: пересёк его и взобрался по ступеням на тесное, не прикрытое навесом деревянное крыльцо. Доски подо мной скрипнули — будто сработала сигнализация.

Я решительно постучал в дверь и тут же отступил назад — продемонстрировал себя тому, кто выглянет из окна рядом с дверью. Нацепил на лицо максимально добродушную улыбку, поправил ворот промокшей тельняшки. Внимательно следил за тюлевой шторой на окне: ждал, когда на её фоне появится лицо потревоженного мною хозяина дома. Увидел, как в прихожей вспыхнул свет — невольно зажмурил глаза. Услышал скрип половиц. Терпеливо удерживал на лице глуповатую гримасу и немного присел (чтобы выглядел ниже, чем в реальности). И тут же отшатнулся — едва избежал столкновения с резко распахнувшейся дверью (та пронеслась в сантиметре от моей головы). Запрокинул голову (!) и посмотрел в маленькие чёрные глазки шагнувшего за порог мужчины.

«Друг мой Коля, ты ли это?» — едва не спросил я. Потому