Мама замахала руками и велела нам всем идти спать. Выкидывать щенка посреди ночи на улицу она уж точно не будет. Петр на радостях сделал лужу посреди комнаты. Мама сказала мне ее затереть и ложиться. А Карл все это время видел десятый сон и даже не думал просыпаться.

Утром папа очень рано ушел на дежурство, не успев позавтракать с нами, но Алеша специально встал пораньше, чтобы застать его дома и уточнить, можно ли оставить собаку. Папа почти сдался и был не особо против, но сказал, что решение за мамой, в конце концов это же она проводит с нами двадцать четыре часа в сутки, ей и решать, выдержат ли ее нервы еще и собаку. Особенно чистокровной немецко-овчарочной породы.

Мама готовила нам кашу, а Карл вертелся вокруг нее, пытаясь показать список. Мы с Алешей сидели за столом и следили за ними.

– Не вертись так, тут рядом газ, – отгоняла Карла мама. – Что у тебя написано, я разобрать не могу? «Пункт третий, я стану еще лучше, чем был». – Мама засмеялась: – Да куда уж лучше-то!

То есть, судя по маминому настроению, она почти что уже согласилась.

– А почему вы собаку назвали Петр? – спросила она. – Это же человеческое имя. Может, какой-нибудь Пират или Рекс…

– Это в честь нашего Пети, – ответил Карл, – потому что Петя самый лучший.

Мама уже разливала кашу по тарелкам, но тут ей захотелось нам в кашу что-нибудь добавить вкусненькое, и она открыла шкафчик, где лежали всякие припасы.

– А откуда у нас взялся изюм? – удивилась мама, взяв в руки стеклянную банку, в которой Карл разводил муравьев.

– НЕТ! – закричали мы все одновременно.

Но было поздно: мама уже открыла крышку и запустила туда руку.

Мама сказала, что сдаст черепаху в зоопарк, кошек – в приют, отпустит ежа в лес и сделает из кролика суп. И собаку оставить не разрешила.

* * *

Конечно, это мама сгоряча сказала, из-за муравьиных укусов. Суп из кролика Семена она уж точно не стала бы ни за что варить. Мама, хоть и часто несправедливо ко мне относится, на самом деле добрая. Она велела нам писать объявления. Но Карл объявления писать не торопился. Нет, он теперь уже не надеялся, что нам разрешат оставить собаку. Но, как выяснилось позже, из головы у него не шла одна идея. Дело в том, что мой брат вообще очень бесконфликтный, никогда не злится и ни с кем не ссорится, но не выносит, когда кому-то плохо. Прямо физически страдает еще больше, чем когда надо переходить через дорогу. И как раз в то время, когда произошел инцидент с ночным храпом бабушки и муравьями, Карл очень переживал из-за своего последнего разговора с директором.

Все это я узнала потом, намного позже. Карл тогда нам ничего не рассказывал, а я же еще вначале пояснила, что в тот год я постепенно шла к своему предательству и все вокруг, особенно происходящее у нас дома, мне было неинтересно и ненужно.

Во время той их последней встречи директор сказал Карлу, что главное в жизни – заниматься любимым делом. Потому что то, чем ты будешь заниматься, по сути, займет у тебя почти всю жизнь. И если ты будешь делать то, к чему у тебя душа не лежит, всю жизнь промучаешься и зря ее потратишь. И директор это все как-то так произнес, что вроде говорил-то он Карлу, а вроде как и сам про себя сказал. Карл насторожился.

– А вы хотели быть директором? Есть такое место, где учат директоров? Вы там учились? – уточнил мой брат.

– Нет, Тимофей. Нет такого специального места, где директоров учат… гуманитарий я. А гуманитарий – это, понимаешь, такой человек, который вроде как все умеет, все знает, но это, как тебе сказать… это он все знает в теории, не серьезно.

К этому директор ничего добавить больше не захотел. А Карл запомнил для себя из этого разговора две вещи: директор несчастен. Это первое. А второе – что он, Карл, совсем не хочет заниматься всю жизнь нелюбимым делом. Дальше Карл запутался, потому что все дела ему очень нравились, и он не мог придумать ни одного нелюбимого. Но главное, что директор, которого Карл считал отличным человеком и своим другом, страдал.

Поэтому Карл подарил ему щенка немецкой овчарки Петра.

После школы мы сходили домой за собакой и вместе с Карлом отнесли ее в кошачьей переноске в школу. Карл вошел в директорский кабинет, а я, моя Саша и Алеша остались в коридоре. Ждали мы довольно долго. Сначала было тихо, а потом директор воскликнул так, что было слышно даже за дверью: «Дорогой ты мой человек!»

Вот тут-то я и увидела это объявление, из-за которого я стала потом предателем. Оно висело на доске, на стене рядом с расписанием уроков и прочими бумажками.

Карл вышел из кабинета совершенно сияющий. У него даже уши светились, честное слово. Умиротворенный и удовлетворенный вид он имел, поэтому, когда мы вышли на улицу, он немного побегал и поорал.

Вечером в середине недели к нам заехал Петя и спросил меня по секрету, отведя в сторонку, что я хочу на день рождения. Я уже хотела сказать «компьютер», но Петя опередил меня: «Только компьютер не проси, ты же знаешь, он дорого стоит». Настроение у меня сразу испортилось. А когда он сказал, что приедет на мой день рождения вместе с этой своей Зоей и что она якобы тоже хочет меня поздравить, стало совсем тоскливо.

Одно дело, когда у тебя всю жизнь вообще ничего нет. И совсем другое, когда тебе что-нибудь замечательное дают, а потом отнимают. Дали комнату и отобрали. Бабушку поселили. И с компьютером тоже так было. Купили, привезли, и оказалось, что он будет стоять у родителей, потому что его надо делить с папой, Петей и Алешей. Где же радость? Где справедливость? Ничего своего у меня нет. Велосипед такой, что на него без слез не взглянешь, сколько ему лет уже. Хотя Алеша говорит, что ве́лик (который вообще сначала был Петин) ему не нужен и что я могу кататься в свое удовольствие, и это, конечно, очень мило с его стороны, толку от этого мало. Мне вообще нужны были ролики, и стоят они не так дорого. У моей Саши ролики. У противной Аллочки ролики. А я с ними как? Как чучело какое-то на огромном старом велосипеде? Сшибая пешеходов и с Карлом на привязи? Так что я с ними просто не катаюсь, чтобы не позориться.

В общем, я сказала Пете, что ничего мне от них не надо. А на следующий день в туалете рассказала моей Саше про объявление. Мы всегда ходим в туалет вместе, как все настоящие лучшие подруги у нас в школе. Мы пошли в дальний туалет в рекреации старшеклассников, чтобы нас никто не подслушал. Там было накурено, но зато пусто.

Я все рассказала моей Саше. И даже не стала пояснять, почему мне просто необходимо выиграть эту учебу в Англии, это и так понятно, – чтобы быть подальше от всего этого бардака дома.

Моя Саша с сомнением оглядела меня с головы до ног и сказала, что для того, чтобы уехать по этому объявлению, надо хорошо учиться. Это был весомый аргумент – с учебой у меня не все гладко.

– К тому же там надо будет говорить на английском, а ты не очень-то на нем говоришь, – заметила моя Саша.