Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее на нынешнем совещании Ляпунов с воодушевлением вещал про переброску войск с юга по несуществующей рокаде. Были и упомянуты как действующие и разграбленные таежные тайники. Ландсберг слушал генерала и не верил своим ушам. Все это походило на дурной сон…
При этих условиях говорить о сколько-нибудь длительном сопротивлении Корсаковского гарнизона и действенности сопротивления партизанских отрядов Южного Сахалина было просто безумием! Тем не менее военный губернатор утверждал, что долгое сопротивление корсаковцев свяжет силы японцев и не даст им возможности двигаться на север.
Да здоров ли Ляпунов? Не страдает ли он провалами памяти? А прочие участники совещания? Отсутствие условий для маневра войск на юге острова и провальная ситуация со схронами для партизан были известны всем – и люди молчали…
Да и какая разница, мрачно размышлял Ландсберг, на какое время свяжет Арцишевский японские силы на юге острова – на два дня или на две недели? Да хоть на два месяца! Какая разница – если здесь, на главном направлении удара противника, ничего уже не изменить ни за два месяца, ни за два дня.
Вся сущность Ландсберга, всё, чему его когда-то учили в саперном батальоне и наглядно демонстрировали на полях сражений – всё восставало против выработанных Ляпуновым тактики и стратегии обороны. Господи, да имеет ли его высокопревосходительство вообще понятие о таких военных науках?!
Ландсберг хорошо знал западное побережье острова, исходив его в своих охотничьих странствиях вдоль и поперек. Много раз, во время морских поездок на юг острова и во Владивосток, он видел здешние скалистые берега. И сейчас, глядя на крупномасштабную карту средней части острова, по которой суетливо металась указка военного губернатора, он был совершенно убежден, что наиболее пригодными для вражеского десанта являются сравнительно невеликие участки побережья. В общей сложности – протяженностью не более двадцати пяти верст. Да и не к чему, собственно говоря, японцам высаживаться на неласковые берега далеко южнее или севернее островной столицы. Отсутствие дорог делает сухопутную переброску войск с места высадки до столицы острова невозможной и нецелесообразной.
Ландсберг был убежден: именно здесь, на этих двадцати пяти верстах, и следовало бы сосредоточить все силы защитников острова! Для сплошной линии обороны сил, разумеется, маловато. Однако десантный флот противника будет для защитников острова как на ладони! Замысел японцев направить удары севернее или южнее будут настолько очевидны, что угадать их и направить к местам высадки мобильные отряды труда не составит!
Имеющейся у сахалинцев артиллерией потопить японские корабли, появись они на рейде Дуэ, конечно, невозможно. Однако шквальный винтовочный и пулеметный огонь по десантным баржам и катерам нанесет противнику серьезный урон. А несколько господствующих высот на побережье словно самой природой были созданы для того, чтобы небольшая горстка защитников, с достаточным запасом боеприпасов, не имея перед собой «мертвых зон» для обстрела, смогла бы долго удерживать свои участки от захвата десантом.
Правда, нельзя забывать об огневой поддержке, которую окажет десанту корабельная артиллерия японцев. Под прикрытием орудий японский десант – пусть со значительными потерями – рано или поздно достигнет берега. Но тут японские солдаты окажутся на открытом, простреливаемом насквозь участке. И, озаботься военный губернатор заблаговременно о строительстве второй линии качественных береговых укреплений, противника вполне реально было бы задержать и даже сбросить в море.
Но о какой второй линии сейчас можно говорить, если и первая-то никуда не годилась! Спустя самое малое время после завершения спешного, абы как, строительства, неукрепленные стенки траншей и окопов «поползли» от дождей, их дно превратилось в грязевую ловушку. Сейчас, когда реальная угроза десанта проявилась во всей своей очевидности, времени для приведения вырытых окопов в порядок, наверное, хватит. Часть окопов и соединительных траншей была спланирована настолько бездарно, что при орудийной поддержке с моря засевшие там защитники будут неминуемо уничтожены огнем артиллерии.
Исключение представлял лишь участок линии обороны, подготовленный дружиной Ландсберга и под его руководством – по всем правилам фортификационной науки.
Отметил Ландсберг и еще один минус: линия обороны, намеченная лично генерал-губернатором, была слишком коротка. Японцы быстро поймут это, оглядев берег в бинокли… И, высадившись на доступных участках севернее и южнее, зайдут с флангов и вынудят защитников отступить.
А нынче его высокопревосходительство, между тем, о необходимости укрепления береговой обороны даже и не поминает! «Ждать» и «готовиться» – это были, пожалуй, самыми употребляемыми им на памятном совещании 23 июня глаголами.
«Конечно, – рассуждал Ландсберг. – Конечно, за всякой военной доктриной неминуемо стоит так называемая большая политика. Вот и Ляпунов напоминает о директиве Ставки военного командования: драться за Сахалин до заключения с Японией мирного договора. В Ставке были убеждены, что яростное сопротивление защитников Сахалина даст русской делегации на будущих мирных переговорах сильную козырную карту».
Закончилось совещание сообщением ординарца генерал-губернатора о том, что телеграфная связь с постом Корсаковский прервана. Офицеры переглянулись: очевидной причиной прекращение связи был захват противником телеграфной конторы в самом посту. Либо диверсионная вылазка японцев на берег и порча ими телеграфной линии. Но в любом случае было ясно: японские солдаты уже вступили на островную землю…
Отпустив офицеров, командующих отрядами, Ляпунов попросил задержаться командиров приданных отрядам дружин. В большинстве своем ими были командированные из Маньчжурской армии офицеры. Почти у всех на мундирах с погонами красовались совсем недавние боевые награды.
На статского начальника Первой саперной дружины Ландсберга маньджурцы поглядывали с иронией, а некоторые и откровенно посмеивались над его маловразумительным военным «нарядом». Форма дружинников была придумана кем-то в Ставке и получила личное одобрение Ляпунова – всё того же каторжного серого цвета, она была лишена погон и знаков отличия.
Каторжное прошлое Ландсберга не было тайной ни для кого, и только двое-трое из командиров отрядов относились к нему без предубеждения, как к равному. И возмущались вопиющей несправедливостью – тем, что по чьей-то